евреев в печёнках, прямо, как кость в горле!
– Смотрите на него, я, по сути одной ногой уже в могиле, а он хоть бы что и читает эту ложь!
– Это «Правда», – сказал Лева и поднял на Соню глаза.
– Так вот, Лева, когда я умру, я не хочу, чтобы ты остался один. Знаешь что, через год женись на Циле из седьмого дома. Или на Доре из «Парикмахерской». С твоей язвой тебе нужна домашняя пища.
Конечно, она надеялась, что Лева скажет:
– Ты с ума сошла, Соня, с тобой ничего не случится! Мне, Соня, нужна только ты! Понимаешь?!
Но Лева отложил «Правду» в сторону, приподнялся на локтях и сказал:
– На какой еще Циле?!
– Со Степовой! С седьмого дома! У которой сумасшедший дядя Меир, который на спор съел сырого карпа!
– Соня, ты с ума сошла! У ней же на носу коричневая бородавка! А Дора из парикмахерской толстая, как кабан! Уже лучше жениться на Броне с углового дома. Она как раз вдова, и конечно расположена…
– Ой, какой, негодяй! – перебила его Соня и стала руки в боки. – Смотрите на него, развратный кобель на пенсии!
Она воздала руки к небу и запричитала без остановки:
– Как ты права была, мама, лучше бы я вышла за Фиму Лурье, он бы носил меня всю жизнь на руках и не топтал бы с улицы ковер!.. У меня еще ноги не остыли, во мне еще теплица жизнь, а он уже хочет жениться на Броне с углового дома! Клянусь Богом, лучше бы я всю жизнь оставалась Соней Паровоз!
– Так ты сама сказала, что у меня язва! И нужна домашняя пища! А у Брони пончики…
– Чтоб ты сдох! Чтоб ты подавился ее пончиками! Чтоб тебя с твоим лошадиным аппетитом переехал грузовик!
– У меня лошадиный аппетит?! Когда у меня был лошадиный аппетит?
– Всегда! Ты даже ночью не даешь холодильнику хоть немного отдохнуть! И я не удивлюсь, если в нем придется менять агрегат!
– Ах, так?! Тогда я объявляю голодовку! И пусть тебя моя язва больше не волнует!
…У Сони, к счастью, ничего не нашли. Только геморрой. И они счастливо прожили с Левой еще целых тридцать лет! Хотя агрегат в холодильнике, конечно, пришлось поменять!
Документальная история
Один еврей из Одессы Лева Зуккер отсидел в тюрьме, за гешефты с золотом, от звонка до звонка ровно пятнадцать лет. И вот, когда он освободился, тут же помчался в семью. Он вбежал в квартиру и с порога спросил нетерпеливо:
– Маня, мне никто не звонил?!
Это сладкое слово «свобода»!
У моих знакомых Ривкиных десять лет на цепи сидел Рекс. Рекс всей своей жизнью красноречиво доказывал, что собака – друг человека, вот, что и человек друг собаки ставил под сомнение! Потому что друга на цепь на десять лет не садят! Что такое свобода, Рекс не знал вообще. Наверное, от этого он был злой и, разрывая себе глотку, лаял на каждого прохожего, как на врага. И хозяин Ривкин за это Рекса хвалил. Он и сам был не прочь на любого накинуться, потому что сволочей вокруг было, как бледных поганок в сосновом лесу, но статус человека иногда его останавливал.
И вот