костел, а внизу, под мостом, зажатая между монстрами из стекла и бетона сияла розовыми стенами древняя церковка, похожая на кремовое пирожное. Вечерами здесь шелестел любовный шепот и слышался звук поцелуев, днем встречался творческий люд, и пролетали стайки иностранных туристов.
Это место давным-давно облюбовали художники, которые прозвали его Монпарнасом, остряки же, из-за обилия храмов, окрестили Иерусалимом. Публика, конечно же, охотнее рассматривала полотна, но иногда и покупала. Раньше можно было вложить небольшие деньги в картину малоизвестного художника, и если к нему приходила слава, финансовый риск окупался с лихвой. Нынче же искусство сразу пыталось встать на коммерческую основу, работы популярных мастеров продавались в галереях и стоили очень дорого. Правда, известность далеко не всегда соответствовала таланту. По-настоящему оригинальное полотно можно было, скорее, приобрести именно здесь, на зеленом пятачке в центре города, если только хватало чутья распознать его, и воли, чтобы устоять против напористых молодых людей, пытающихся втюхать за баснословные деньги какие-то сомнительные изображения. Рынок своим черным крылом коснулся и этого оазиса, – цены зашкаливали даже на ученические работы.
Я приходила на Монпарнас не менее двух раз в неделю, иногда меня сопровождал Жуков. Я мечтала приобрести «Пейзаж с дождем», автором которого был Алексей Стасевич – молчаливый блондин с добрыми синими глазами. Мне почему-то казалось, что именно таким был Андрей Рублев.
Городские пейзажи у Стасевича казались слегка размытыми под кисеей весенних, летних, осенних дождей. Мэтры охаивали их и признавали неграмотными. А мне нравились абсолютно все, но особенно завораживал тот, где над блестящими крышами и тротуарами с прилипшими желтыми листьями пробивалось солнце, придающее сентябрьскому дню едва уловимое мерцание жемчуга. Казалось, что сквозь него проступает чей-то лик. Алексей давно уже мог продать пейзаж, но мне казалось, что он хочет сберечь его для меня, ждет, когда появятся деньги. Коммерсантом он был некудышным, работы его покупались, но не очень часто.
Правда, в последнее время мне стало казаться, что кто-то намеренно отваживает от него покупателей. Коллеги? Вряд ли, ни один художник не признается, что завидует собрату по цеху.
А на прошлой неделе, в четверг Алексей исчез. После звонка, поступившего на сотовый, он попросил здоровенного бородатого портретиста Соломона присмотреть за картинами, ушел на час, и не вернулся. Соломон заволновался, но в милицию не пошел: после какого-то неприятного инцидента в юности, он не питал доверия к силовым структурам. Мобильник Алексея не отвечал, адреса никто не знал. Но портретист исправно, каждый день выставлял работы Алексея рядом со своими, и волновался все больше.
Когда я подошла, то поняла: беспокойство его достигло апогея. Выяснилось, что после исчезновения Стасевича, косяком пошли покупатели на его картины. Вернее, покупателей было не очень много, но один из них был невероятно настойчив. Он предлагал хорошую цену, но Соломон полотна не отдавал,