уголовного процесса доминировал взгляд, согласно которому «деятельность органов предварительного расследования и суда может быть успешной, если их решения по каждому делу будут соответствовать тому, что произошло в действительности. Следователь и суд должны полно и точно познать картину совершенного преступления, т.е. достичь истины»[Теория доказательств в советском уголовном процессе. – С. 36.].
Научная доктрина того времени объясняла нераскрытые преступления ошибками следователя и судьи, однако эти ошибки, по мнению большинства авторов, не заложены в природе и характере человеческого познания: на пути достижения истины в уголовном судопроизводстве нет препятствий гносеологического характера, а «те трудности, которые встают при предварительном расследовании и рассмотрении дела в суде, относятся к трудностям практического свойства, и их преодоление зависит от следователей и судей, от их опыта, умения, организации работы и т.д.»[Там же. – С. 47].
Поскольку было ясно, что полное и точное, т.е. исчерпывающее, знание ни в уголовном процессе, ни в познании вообще не достижимо, устанавливаемая по уголовному делу истина именовалась относительной. Однако достоверно установленным и не опровергнутым впоследствии элементам этого относительного знания придавался характер истины абсолютной. Критерием достижения истины называлась практика, под которой понимался собственный и чужой профессиональный и житейский опыт (косвенная практика), практические (т.е. следственные и судебные) действия по проверке выводов; доказательства, как результат практической деятельности, а также используемые в доказывании логические фигуры понятий, суждений и умозаключений, сформированные многовековой практикой мыслительной деятельности человека.
Истина как цель уголовно-процессуальной деятельности в советской науке служила средством противодействия попытке обосновать возможность вынесения обвинительного приговора при условии вероятного знания о виновности лица в совершении преступления. Получившие широкое распространение в 30-е – 40-е гг. прошлого столетия, взгляды С. А. Голунского, М. А. Чельцова, В. С. Тадевосяна, раннего А. Я. Вышинского на вероятность, как основание обвинительного приговора, не могли быть восприняты официальной доктриной того времени, поскольку они провоцировали сомнения в огромном количестве приговоров[См. об этом: Стецовский, Ю. И. История советских репрессий / Ю. И. Стецовский. – М. : Знак-СП, 1997.] по «дутым», т.е. фальсифицированным делам о террористических актах, шпионаже, измене Родине, диверсиях. После так называемого «разоблачения культа личности» политизированная (партийная)[«Гносеология диалектического материализма, как и вся марксистско-ленинская философия, является партийной наукой... Гносеологической позиции рабочего класса чужда классовая ограниченность. Партийность марксизма-ленинизма совпадает с объективностью и состоит в требовании полной объективности науки, в верном отражении