умница.
Все звали его Тарарам. Он жил весело, бедно и был счастлив, потому что счастью нет дела – есть ли у тебя деньги.
Он умер. Смерть его – шарада. Внезапно съехавший с ума охранник зарубил Рому топором в квартире-музее Достоевского.
Во сне, как часто случается, это был он и не он. На вид – не Рома, нет, совсем не Рома, но спящему известно точно – Тарарам.
Мне снился солнечный русский, новый скиф, всадник-исполин, радостно одолевающий пространство.
Фалангу пальца сражённого врага он нанизывает на шнурок – одну к другой – и вешает ожерелье на шею.
Зелёное и голубое с золотом пространство – его стихия.
За спиной его – земляные русские, прибитые скобой к хлеву и пашне. За спиной его – искусные русские, опьянённые и скованные вдохновенным ремеслом. Впереди – дикое поле, леса, моря, хребты. И он, солнечный русский, отвечает за честь и право своих братьев перед опасным и коварным миром, который возликует, если однажды он будет сражён.
И ещё здесь были бабочки, много бабочек, – рассевшись по цветам, они медленно вздыхали крыльями.
Утром я подумал: это ещё ничего.
Действительно – однажды мне приснилась рокочущая тишина в левом ухе матери. Так живо она мне о ней рассказала.
В девять машина Мурода стояла под окнами.
Послал sms Ане: уезжаем из Душанбе, как будет дальше со связью – знает аллах.
Ответила: не пропадай.
Должно быть, я разбудил её своим пустяком: утро в СПб отстаёт от здешнего на три часа.
Спустились, погрузили поклажу.
Глеб занял место рядом с водителем: там просторнее – удобно спине.
Мы вчетвером разместились сзади на двух рядах кресел – лицом к лицу, колени в колени.
Весь остальной объем салона занял груз – пять рюкзаков, палатки, тент, затянутые плёнкой упаковки с пластиковыми бутылками и кофры с фотоаппаратурой.
Прежде чем выехать из города, залили полный бак, купили – Азим объяснил накануне где – баллоны с газом для плитки и завернули на базар.
Пока Фёдор, Глеб и Вася запасались свежими продуктами, а Сергей, отделившись, в одиночку странствовал по торжищу, я в какой-то норе с табличкой курсов валют над входом поменял часть оставшихся рублей на сомони.
Через четверть часа, насладившись черешней, промытой в пакете водой из бутылки, покатили вон из города.
«Ружья, микробы и сталь», – думал я. Даймонд уверяет – именно эти вещи позволили Старому свету обрести силу. Чингисхан со смеху скатился бы с лошадки.
Глеб завёл дорожный разговор с Муродом – про перевалы, камнепады, красоты мест, попутно листая в айфоне их, этих мест, карты.
Сергей, удивлённый тем, что продавцы на душанбинском базаре не торгуются, угостил всех добытой курагой, ароматной и мягкой, как губы гурии.
Вася задремал, припав головой к оконному стеклу.
Фёдор, время от времени кидая в рот янтарный блинчик кураги, рассказывал:
– Раньше к Ширкенту можно было и с запада выйти, со стороны Узбекии. Но теперь с погранцами надо договариваться – не факт, что