в роли обожествлённой энергии выступает ангел, а твоя мечта о нём – это акт вознесения твоей энергии от низшего к высшему, акт связи через сексуальное с возвышенным. Ты же не мечтал об ангеле в шесть лет? И даже в семь и в восемь не мечтал, ведь так?
– Да. Я стал мечтать встретить его позже. Лет в десять примерно впервые вспомнил тот сон и его вспомнил. Потом забыл, а потом, через год-два, опять вспомнил.
– А мечта оформилась примерно лет в четырнадцать, так?
– Ну… примерно так, да.
– Вот. Четырнадцать – разгар пубертатного возраста. И мечты об ангеле в образе мальчика вполне естественны. И в них нет ничего постыдного. Другое дело, что ты зациклился на идее найти его, хотя даже это можно объяснить. Ангел из твоего сна воплощает детскую травму, а желание найти его – сублимированное желание освободиться от неё, вот и всё.
– То есть я не псих?
– Все мы немного психи, – засмеялся Джанни.
– И не хренов гомик?
– Нет-нет, не переживай, – продолжил смеяться Джанни. – Ты всего лишь творческая личность. Но от идеи найти ангела откажись. Нет смысла искать то, чего нет. Реально, это вредная идея, поверь мне, Стив.
– А мне кажется, что я встречу его, – задумчиво глядя на воду, сказал Стив. – Я это чувствую – там, внутри.
Он тронул рукой грудь в области сердца.
– Именно такого встречу, как во сне, – юного, красивого, открытого к общению. Я буду опекать его, стану ему другом.
– Даже если он будет чьим-то сыном, окружённым любящими родственниками?
– Чёрт, как же ты любишь всё обломать, макаронник! Да, чёрт возьми, даже если… И.. знаешь что? Не проси меня отказаться от мечты. Она помогает мне выживать, как же ты не видишь?
– А вот тут я тебя понимаю. Мечтай, конечно, – сказал Джанни.
III
Он вскочил с шезлонга, кинулся в воду, стал нырять, кувыркаться и плескать в Стива, призывая его присоединиться. Но Стив не реагировал. Рассказ об ангеле опустошил его.
Будто кто-то разложил его на пазлы.
Сразу же нахлынули воспоминания. И среди них – тот страшный день, когда молчаливые мужчины с похожими на игрушечные автоматами уничтожили его счастливое детство.
Следом вспомнилась мать.
Она смотрит на Стива в зеркало, стоя с ним рядом возле жестяной раковины. Помогает намылить руки, подаёт вафельное полотенце. У полотенца особый запах – хрустящий чистотой, звонкий от еле уловимого аромата порошка, который не вытравить ничем, даже если долго полоскать, и она каждый раз говорит об этом. Её волосы. Тонкие, но густые, с рыжеватым отливом. Они касаются его щеки, когда она нагибается, чтобы поцеловать его.
Она вечно жаловалась на свои волосы, говорила, как они непослушны, когда закалывала выбившиеся пышные пряди.
«Ирландская кровь», – смеялся отец, и она смеялась вместе с ним…
Отец… О мой бог, Стив даже не помнит его лица. Сколько ни силится –