проходи… Стой! Где взял деньги, говори быстро, ну?
Племянник замер и медленно опустил голову. Петр Васильевич приблизился и положил руки на плечи маленького заблудшего человека. Тот согнулся и плаксиво затянул:
– Мне грозили, но я все скажу-у, все…
Шмыгая носом, достал из внутреннего кармана пиджака не заклеенный конверт. Дядюшка величественно принял бумагу и зачитал ее, с трудом вникая в текст. Сноха сообщала, что посылает с сыном часть суммы, вырученной за проданный дом, и просит использовать ее для Константина постепенно и как можно рациональнее. «Целую Наденьку, простите за навязанное беспокойство, но так, после всего случившегося, будет лучше».
– А кто тебе губу разбил? – упавшим голосом спросил он.
– На пляже, – не моргнув, ответил племянник.
Дядя покорно, как выдоенная корова, преклонил главу. За один миг приобрести и потерять десять тысяч – этого не вынесли даже шахтерские нервы!
Константин тут же повис на его шее.
– Не обижайтесь, пожалуйста! Вы на меня напустились так, что мне ничего не оставалось, как подыграть вам… Я к этому в театре привык, у нас здорово было насчет розыгрышей – ни одна репетиция без них не обходилась.
– Какой еще театр? – еле вымолвил дядюшка.
– У нас дома, – радостно сообщил Константин. – Приехала к нам с Дальнего Востока бабушка одна, Энне Николаевна, режиссер, бывший артист цирка… Совершенно случайно, ей наш климат был нужен, подлечиться. Что у нас тогда началось! Какие там военные училища, все в артисты пошли! Как она учила! Бесподобно! На высочайшем уровне… отработка голоса, разминка, грим, этюды и пантомимы… Я помощником у нее был – режиссером театра эстрадных миниатюр! – Гордо закончил несвязицу Константин.
Пришла Надежда Прокофьевна, целовала, расспрашивала, любовалась своим единственным племянником, с которым так нехорошо обошлась судьба. После гибели отца, мать недолго оставалась вдовой…
Закипел модный самовар. Дядя, с трудом помещаясь в тесной кухне, резал колбасу, племянник жевал ее на ходу… Скоро расположились в гостиной, а Петр Васильевич не отказал себе по такому случаю в рюмочке коньяка…
Этажом ниже звонил к себе домой Игорь Сперанский. Вздрагивая избитой головой, он ладонями прикрывал порванную на животе рубашку.
Встретила мать.
– Кто тебя так, Игорек? – побелела она от испуга.
Он молча втиснулся в прихожую.
– Миленький, ну разве можно так, ну за что ты меня вечно наказываешь, что я тебе плохого сделала? – заплакала она. – Умоляла же, не дерись, не связывайся с шантрапой. Нет, ты не слушаешь родную мать, не сидишь дома, мотаешься, где попало… может, ты уже пьешь, пьешь?! – с остервенением подскочила она к сыну. – Растишь, ночами не досыпаешь, а потом вот такая сволота вырастает!?
Привлеченный скандалом, выглянул отчим, с лица которого вечно не сходила всепонимающая улыбка.
– Эк, петух, как тебя разукрасили! –