как мы ее называем), я вижу, что ему там не по себе.
Мак прожил с Нэн больше тридцати по большей части счастливых лет. Он говорит, что Нэн спасла ему жизнь и дорого заплатила за это. По какой-то неведомой мне причине, она, по-видимому, любит его сейчас даже сильнее, чем раньше. Впрочем, мне кажется, что в молодости он сильно чем-то ее обидел. Многие наши обиды пронизывают взаимоотношения, и я знаю, что прощение остается незаметным для сторонних наблюдателей.
Как бы то ни было, Мак женат. Нэн, подобно цементному раствору, скрепляет семейный очаг. Пока Мак сражается в мире, окрашенном в бессчетное количество оттенков серого, она живет в черно-белом мире. Здравый смысл проявляется в ней настолько естественно, что она даже не считает его даром Божьим. Семейные заботы не позволили ей осуществить мечту своей юности и стать врачом, но, работая медсестрой, она преуспела, и ее имя получило известность в медицинских кругах, поскольку она имела дело с особенными пациентами – с неизлечимыми онкологическими больными. И если Маку свойственна широта понимания веры, то Нэн – глубина.
Эти, казалось бы, не очень подходящие друг другу люди произвели на свет пятерых необычайно красивых детей. Мак любит пошутить, что свою красоту они унаследовали именно от него, «поскольку красота Нэн осталась при ней». Двое из трех мальчиков уже живут отдельно: Джон недавно женился и занимается продажами в одной из местных компаний; Тайлер окончил колледж, получил степень магистра, переехал и теперь преподает в школе. Джош и одна из девочек, Кэтрин (Кейт), пока еще живут с родителями и учатся в местном колледже. И последний, поздний ребенок, Мелисса, или Мисси, как мы любили ее называть, она… впрочем, скоро вы узнаете о них куда больше, прочитав эту книгу.
За последние годы Мак очень изменился. Сколько помню, он всегда был мягким и добросердечным малым, но после того как три года назад оказался в больнице, он превратился в одного из тех редких людей, с которыми чувствуешь себя особенно уютно, как ни с кем другим. Когда мы прощаемся, меня не покидает чувство, будто только что в моей жизни состоялась самая важная беседа, пусть даже говорил в основном я. А что касается отношения к Богу, то Мак теперь не растекается вширь, а устремлен вглубь. Однако подобное погружение ему обошлось слишком дорого.
Сейчас он ведет себя иначе, не как лет семь назад, когда в его жизни поселилась Великая Скорбь и он замкнулся в себе. В то время, словно между нами была негласная договоренность, мы с ним почти не общались. Я изредка встречал его в бакалейной лавке и еще реже в церкви, и хотя мы обменивались дружескими объятиями, но почти не разговаривали. Он даже избегал смотреть мне в глаза, видимо опасаясь затрагивать тему, которая могла растревожить измученную душу.
А нынешние перемены произошли после ужасной трагедии с… Ну вот, я опять забегаю вперед. Всему свое время. Достаточно сказать, что за последние несколько лет Мак вернулся к жизни и его больше не тянет на дно бремя Великой Скорби;