избавляться от нежелательной беременности. Дети – это означает заботиться о них, оставаться с ними дома, а не ездить на балы… Возможно, ты боишься именно этого?
Она ничего не хотела больше ему говорить. Дарина чувствовала себя глубоко несчастной: он сейчас оскорбил ее, даже не заподозрив этого. Или наоборот – он очень хорошо понимал, что говорит? В любом случае, сегодня им больше беседовать не о чем.
– Уходи, – сказала она вполголоса.
Эван медленно поднялся, хотел что-то сказать, но, встретившись взглядом с женой, развернулся и пошел прочь – сначала медленнее, потом все быстрее. Наверное, он дьявольски сердит и обижен. Дарине было все равно.
Она попыталась приподняться, передумала и забралась в кресло с ногами, невзирая на то, что драгоценное платье мялось. Обхватив колени руками, она закрыла глаза и попыталась отрешиться от всех проблем.
Тишина. Только тишина и покой. Все хорошо, Дарина, все в порядке, ты не виновата ни в чем. Покой.
И она разрыдалась.
Из открытого окна в дальнем конце галереи долетал умиротворяющий шум дождя.
Слезы остановились, и пришла странная пустота. Дарина завернулась в нее, как в плащ.
Вот так. Никто меня больше не обидит.
Она услышала шаги. Шли двое мужчин; они говорили вполголоса, и нельзя было разобрать, о чем. Дарина сжалась в своем кресле: нельзя, чтобы ее обнаружили здесь в таком состоянии, особенно если это кто-то из знакомых. Не нужно выставлять напоказ свою ссору с Эваном, это не для чужих глаз. К счастью, в холле было полутемно, и свечи горели в основном в другом конце огромного помещения. Кресло, в котором она сидела, стояло у низкого столика в небольшой нише, полузакрытой расшитой занавесью. Дарина почти перестала дышать. Если не шевелиться, ее не заметят, а когда эти двое уйдут, она выберется отсюда и найдет себе убежище поукромнее. Пока она не успокоится, нельзя появляться в зале.
Как назло, мужчины остановились у нее за спиной. Она услышала дребезжащий звук и догадалась, что они открыли окно. Шум дождя стал явственнее, повеяло прохладой. Дарина обхватила руками свои обнаженные плечи. Как хорошо, что платье не шуршит…
Она не могла видеть собеседников, только слышала. Теперь, когда они стояли совсем близко, не составляло труда разобрать слова, хотя мужчины говорили негромко – видимо, они опасались быть услышанными. Дарина мысленно пообещала им не разглашать то, что могла узнать ненароком. Ее здесь нет, она всего лишь тень на потертой обивке кресла…
Незнакомый баритон произнес:
– Я настаиваю: ты неправ.
Ответа не последовало. Как видно, отчаявшись его дождаться, мужчина продолжил:
– Ты отвратительно неправ. Он этого не заслуживает.
– Никто не заслуживает, разумеется, – послышался ответ. Такое впечатление, что человек, говорящий это, безмерно устал. Дарина закрыла глаза и попыталась сдержать всхлип. Мы все устали, подумала она. Устали улыбаться. Устали жить. Да.
– В таком случае, почему ты не расскажешь ему?
Опять –