своих. А чужой-то, гость незваный, как пес выброшенный смердеть останется, покамест не растащат волки степные да вороны ненасытные. Вон как расселись поодаль, дожидаясь своей кровавой да сочной добычи.
Ярослав Пересвет как щит стоял рядом с князем-тезкой. А когда в вечернюю зарю стали теснить их печенеги, то и спину друга своего прикрыл, принимая на себя удары звенящего железа. Гул со всех сторон стоял такой, что казалось – и из ушей кровь польется. Русичи, не мудрствуя лукаво, бросались в бой всей лавиной, рассчитывая свою силу на единый порыв и единый удар. А степняки, чтя воинскую хитрость превыше иного какого умения, всегда оставляли сзади, за спинами, свежее войско, которое раз за разом сменяло уставших воинов и вносило в ряды русичей растерянность и смятение своей казавшейся бесконечной силой и неутомимостью.
Да, всё было. Всё было у русичей, не только победы, но и пораженья. Только не сегодня. Нет. Подвела степняков самонадеянность да недавние скорые и легкие победы на рубеже земли русской. Все в этот день было против них… То ли русичей сегодня было больше, то ли в бой они шли веселей, оставив, наученные, свежие силы за спиной. Но трудно было сегодня степнякам, ох как трудно. А с вечерним закатом, когда солнце развернулось прямо в черные и узкие глаза их, хлынула на печенегов небольшая, но свежая сила русского воинства. И битва вскипела заново, не давая пока перевеса в победе ни одной, ни другой дружине. Уже много было убитых и раненых с обеих сторон, и силы, казалось, истощились… И мелькала шальная и непрошеная мысль – не отступить ли, не отодвинуться ли…? Но солнце все еще освещало русичам путь, являя серую усталость на грязных и плоских лицах ворогов.
И вот дрогнули, сначала духом, а потом и плотию, печенеги, поддались под натиском русичей и, как лава, покатились назад, в Степь, чтобы опять на долгие годы забыть и самое начало тропки, которая вела в сторону Руси. Еще много лет обходили печенеги край русской земли, стремясь со своим голодным войском в сторону запада, в слабовольную и рассеченную недружными правителями Европу.
А киевский князь Ярослав, вернувшись назад, к отчему престолу, уже по праву старшего занял княжье место. Чтил он и отцовские заветы, и отцовские задумки об объединении Руси; и чтил он чаянья всего русского народа, всегда без опаски родивших и детей, и хлеб за широкими спинами своих дружинников, которые и спали сторожко, и жили сторожко, готовые в один миг подняться и опять идти защищать и свой отчий дом, и свою отчизну. И у левого плеча князя всегда стоял ровесник и друг Ярослав Пересвет, как и многие из бояр, состоявший на службе в дружине князя. И суждено было ему послужить тем зернышком, которое проросло и выстеблилось в могучее древо воеводского племени, через века меняя только оружие и царей, но никогда не меняя народ, охраняемый их спиной, и Родины, которая меняла государственное название, но никогда не меняла значения Русь и Родина-мать.
Всё, казалось бы, до поры было спокойно. До поры… Но одно не давало безмятежно