хрустальной тонкой сетью,
пусть в ней томятся, а придет черед
я перелью их в золотую песню,
увижу слов и музыки полет.
Я не ищу конечной четкой цели.
То тут, то там сверкнет огнем кристалл.
Минуя рифы и минуя мели,
я вновь увижу грустный свой причал.
И вновь уйду, влекомый звезд сияньем,
и затеряюсь навсегда в потоке лет,
но слов сомкнувшихся проступят очертанья —
мой маленький, но четкий в жизни след.
«Слушайте!»
Слушайте!
И в сердце ярость…
Слушайте!
И в сердце боль…
Может, это, просто, слабость
точит, словно тряпки моль.
Может, это, просто, воли
не хватает прекратить
жизнь на поводу у боли,
и от этой боли выть.
И от этой боли жгучей,
издавая резкий крик,
в небо взмыть орлом могучим,
зглушив мышиный писк.
«Остановился человек…»
Остановился человек.
Всмотрелся в даль тяжелым взглядом.
Куда направить жизни бег:
судьба далёко или рядом?
Легко давать ему совет
тому, кто жизнью не обижен,
насобирав медовый цвет,
любовью к ближнему стал движим.
Легко давать совет тому,
кто в жизни отхватил красивость,
ну а позор ее и низость
дают лишь пищу их уму.
А я судить его не рад,
что мне сказать ему по сути,
когда мгновение назад,
как он, стоял я на распутье?
Мать
Значенье слова друг – известно.
Оно – не трафаретный штамп,
и потому так полновесно
оно ложится в четкий ямб.
И потому весомо, гулко
оно врывается в наш быт,
ведь не одной ржаною булкой
земли владыка гордый сыт.
Но друг не только увлеченность,
его познать – пуд соли съесть,
не каждый скажет убежденно,
что у него такой друг есть.
И носит нас по белу свету:
то тот наш друг, то этот – друг,
а настоящего-то нету…
Колес веселый перестук.
Но я уверен.
Да уверен!
И мне ли этого не знать.
У нас на свете есть друг верный,
а имя – очень просто – Мать.
Порой ее не замечаем,
порой обидим ни с чего,
а жизнь ударит, прибегаем
уткнуться в мамино плечо.
Она от всех невзгод укроет,
ей жизнь для нас не жаль отдать,
а нам-то что?
Ну, что ей стоит,
ведь для того она и мать.
Вот боль прошла,
и мы срываясь,
несемся вновь
вперед! Вперед!
Она тихонечко вздыхая,
в сторонку молча отойдет.
Когда же горькая утрата
смертельным обожжет огнем
свинца страшнее автомата,
мы