набросился и не принялся кусать, потому что взгляд такой, будто его жизнь зависит от того, насколько быстро он меня загрызет.
– Я требую справедливости, – произнесла я терпеливо.
Ему-то не обязательно знать, как трясутся у меня поджилки, и какая пустота разлилась в моей непутевой голове в этот практически исторический момент.
– Ты понимаешь, что своим пребыванием на свободе ты обязана только моему великодушию? – прошипел добрейший на земле человек, продолжая испепелять меня презрением. – Один мой звонок – и здесь было бы полно Стражей. Они бы поговорили с тобой о ночном проникновении и краже, уж ты бы у них попрыгала. А я бы посмотрел.
Ага, размечтался. Я напустила на себя равнодушный вид и произнесла спокойным тоном, будто его реакция нисколько меня не заботит:
– Верните мне то, что я заработала, и я больше ничем о себе не напомню, обещаю.
– Ни черта ты не заработала! – вскричал мой славный шеф.
Это меня обидело. И разозлило. Если до этой минуты я испытывала муки совести и неуверенность в правильности моего поступка, то теперь решила отомстить ему не по-детски.
– Михаил Юрьевич, – говорю так спокойно, но со значением глядя на него, – вы не захотели оплатить мне месяц моих усилий, хотя видит бог и вон та тетенька в билетной кассе, не сводящая с нас своего любопытного взгляда, что я давала вам такой шанс.
Шеф молча наблюдал за мной, пытаясь сообразить, что же я задумала. И я не стала мучить его неизвестностью.
– Теперь я требую пятьдесят тысяч, – выпалила я, даже не моргнув ни одним глазом.
Шеф промолчал только потому, что ему не хватило воздуха. Он расстегнул пиджак и ослабил узел галстука. Уверена, эти маневры преследовали только одну цель – он продумывал ответный ход. А мог он только одно: орать и угрожать, оскорблять и унижать. Именно к этому я и приготовилась, но он удивил меня.
– Что, нравится, когда пляшут под твою дудку, а, Сорокина? – произнес он неожиданно тихим голосом, словно шарик сдулся, и сил на бурную реакцию не осталось. – Мечтаешь управлять людьми? Полагаешь, что можешь безнаказанно манипулировать обстоятельствами, и тебе за это ничего не будет?
– Но вам же ничего не было за оскорбление моей чести, – также тихо возразила я. Ну не справедливо он меня обвиняет! Никогда и никому я ничего не навязывала. Тихо делала свою работу и ждала в ответ элементарного уважения и признательности в размере оклада с плавающей премией. Никогда я не претендовала на какое-то особое отношение, думая о себе вполне скромно, а он такое выдал.
– А нечего было крутить хвостом, – а, это он так попытается перевести стрелки и выставить именно меня домогательницей? Ну нет, вам эфира не давали, верните микрофон на место!
– Лучше присмотритесь к Ладогину, – перебила я его резко. – Может, он хороший зам и вполне квалифицированный работник, но мразь отменная. Лично я плевать хотела на то, какой он козел, но, думаю, не все девушки в вашей организации поступят так же, если он продолжит