все, что предстояло сделать этим вечером, было разложено по полочкам у него в мозгу, даже краткий визит на «Завод Монмут».
На стук так никто и не отозвался.
– Может, стоит позвонить по телефону? – осведомился Деклан.
Адам подергал ручку – замок оказался заперт, – а потом, прижимая ее коленом, немного приподнял дверь на петлях. Она сразу распахнулась. Подружка восхищенно пискнула, хотя секрет успешного взлома заключался не в силе Адама, а в том, что дверь была никудышная.
Они вошли в квартиру, и Подружка принялась запрокидывать голову – дальше, дальше, дальше… Над ними нависал высоченный потолок, под которым красовались стальные балки, поддерживающие крышу. Квартира, которую устроил Ганси, представляла собой лабораторию мечтателя. Она занимала весь второй этаж, сотни квадратных футов. Две стены были полностью застеклены множеством мелких мутных волнистых панелей, среди которых выделялись несколько прозрачных, вставленных уже Ганси, а две другие покрывали карты гор Вирджинии, Уэльса, Европы. Все они были испещрены проведенными маркером линиями. На полу стоял глядевший в восточную часть неба телескоп, возле которого громоздились сложные электронные приборы для измерения магнитного поля.
И везде, везде находились книги. Не аккуратные стопки, которые интеллектуалы выкладывают для того, чтобы произвести впечатление на окружающих, а опасно неустойчивые горы, нагроможденные увлеченным исследователем. Далеко не все книги были на английском. Среди них имелись словари тех языков, на которых были написаны те ли иные труды. А рядом со всем этим валялись и иллюстрированные каталоги «Спортивные купальные костюмы».
Адам почувствовал привычную боль. Не зависть, а просто стремление. Когда-нибудь у него тоже будет столько денег, что он сможет устроить себе такое место. Место, которое снаружи казалось таким же, каким он сам казался изнутри.
Чуть слышный внутренний голос поинтересовался, уверен ли он, что хоть когда-нибудь будет обладать таким внутренним величием – вдруг оно дается только по праву рождения? Ганси был таким, какой он есть, потому что купался в деньгах с самого рождения, подобно тому, как виртуоза сажают за пианино, едва он научится сидеть. Адам, пришелец со стороны, самозванец, все еще боролся с прилипчивым акцентом Генриетты и хранил мелочь в банке из-под мюсли, которую держал под кроватью.
Подружка, стоявшая рядом с Декланом, вдруг прижала руки к груди тем неосознанным жестом, каким женщины часто реагируют на мужскую наготу. В этом случае нагим оказался не человек, а вещь: стоявшая посреди помещения кровать Ганси, которая представляла собой всего лишь пару кое-как застеленных матрасов на грубой железной раме. В этом полном отсутствии частной жизни ощущалось что-то интимное.
Ганси сидел спиной к вошедшим за старым письменным столом, глядел в окно на восток и постукивал ручкой по столу. Перед ним лежал большой ежедневник, распухший от вклеенных вырезок, с листами, густо испещренными пометками. Адам