лицо и сам пел:
Широка страна моя родная,
Много в ней полей лесов и рек!
Я другой такой страны не знаю,
Где Лумумба – тоже человек!
Злобин не отвечал на дурацкие шутки (себе дороже), сопел и молча ретировался.
«Азиатский» гальюн, на главной палубе, не работал давно. Его выхлопная труба забилась отходами человеческой жизнедеятельности и прочистить шпигат не было никакой возможности. Засорение пытались устранить тросиком, железной проволокой, лили в жерло каустик и даже серную кислоту. Не вышло, в буквальном смысле, ничего. Хозяйственный ВРИО, решил исправить это упущение, используя прогрессивные технологии.
– Сжатый воздух в доке есть. Шланги есть. Люди будут, – уверенно заявил Лумумба и сделал пометку в своем блокноте. – Добровольцы имеются?
Таковых не оказалось.
– Назначу сам, волевым решением, – сказал Злобин с апломбом директора космодрома. – Пойдет Саня Будиш и ты, Андрюха, будешь?
– Нам, где бы ни работать, лишь бы не работать, – нехотя согласился я.
В начале операции Лумумба инструктировал Будиша, как перед боем:
– Связь – визуальная, через иллюминатор. Махну рукой один раз – включай воздух, махну два раза – вырубай клапан, – говорил Злобин, размахивая широкой ладонью перед носом матроса.
У Будиша шевелились кудри.
– Только без рукоприкладства! – сказал интеллигентный матрос. – Все будет чётко, в ритме вальса.
В прошлой жизни Будиш закончил музыкальную школу и в ритмах соображал.
– Пойду, выпрошу у ревизора защитный химкомплект, – сказал я. – У меня самый дерьмовоопасный фронт работ.
– Не дрейфь, матрос, боцманом будешь! – дружески хлопнул меня по плечу Злобин.
Мне показалось, что я стал ниже ростом и ответил: «Хорошо, что не Лумумбой!»
Наконец, все приготовления были закончены и наша команда заняла свои места.
К штуцеру, на борту дока, подсоединили толстый резиновый шланг. Его конец обмотали ветошью и забили в выхлопное отверстие гальюнного шпигата. Мне досталась неблагодарная участь держать этот шланг, чтобы его не вырвало сильным напором воздуха.
Будиш покуривал у синего клапана в доке. Злобин, как руководитель проекта, завис над унитазом и шуровал там манильским квачом.
Я увидел, как Будиш резко повернул вентиль. Резиновая кишка ожила, вздрогнула, и издала шипение паровоза, отправляющегося из Владивостока в Москву. Я вцепился в шланг, который норовил выскочить из отверстия, как пробка из бутылки с шампанским. Потом матрос закрыл кран, затем снова открыл. И так несколько раз. Я не мог стереть испарину со лба, боясь выпустить резинового питона. Наконец, послышалось приглушённое «пух!» и воздух со свистом устремился в отверстие шпигата. Что ни говори, а прогрессивные технологии – великое дело!
Напротив меня Будиш лихорадочно закручивал клапан. Вдруг он присел, выронил сигарету и, что было духу, рванул вдоль борта в сторону переходного