сокрушался он. – Никто не будет плескаться у моих берегов?
Я снова стала умолять его благословить мою непорочность. Я сказала, что хочу провести такую же целомудренную жизнь, как богиня-охотница Диана, которая не знала ни одного мужчины. Я дочь речного потока, а потому имею право сама решить свою судьбу.
Этот последний довод убедил его. Речной бог могуществен, у него длинные, необъятные руки, которые набирают силу каждую весну, когда горы застилает темная завеса дождя. Но он не настолько могуч, чтобы не чувствовать власти более великих богов – бога моря, правящего в бездонных пучинах, и самовлюбленного бога солнца, царящего над землей, чей взгляд, кажется, так и говорит: «Посмотри-ка на меня». Поэтому отец лишь вздохнул, с неохотой, но уже смягчившись, благословил мою непорочность и заботливо прожурчал на прощание:
– Позаботься о матери, Дафна. Она все еще живет в моем сердце.
Мой отец – своенравный, непостоянный, бессмертный. И вы еще спрашиваете, почему я не хотела иметь никакого дела с мужчинами.
Вскоре после этого Аполлон, как обычно, спустился прогуляться неподалеку, рассекая пшеничные поля своим твердым, широким шагом. Он запрокидывал голову и смеялся – само воплощение беззаботного веселья.
Но, видимо, обет изменил меня, усилив красоту, потому что в тот день он не прошел мимо. Теперь Аполлон клялся, что ему недостаточно неба – он желал меня.
– Дафна, – говорил он, – пойдем полюбуемся на ягоды, созревшие на кустах.
Я избегала его взгляда.
– Пойдем полюбуемся оливковыми ветвями, что отяжелели от своих даров, – продолжал он. Разумеется, все это означало одно: давай развлечемся с тобой на холме, дорогая, а после я оставлю тебя в одиночестве навеки.
Я сказала, что дала обет целомудрия.
На его лице промелькнуло облачко недовольства, но через мгновение он снова ослепительно улыбнулся.
– Я божество и могу снять с тебя обет, – сказал он.
Я промолчала.
– Неужели ты никогда не мечтала стать матерью для потомков бога солнца, Дафна? – спросил он.
Мне нечего было ответить.
Но лучезарный бог не унимался. Он приходил ко мне много дней подряд. Каждое утро он разгуливал по склонам холмов, а в полдень, встречая меня на пути от колодца, обвивал все тело огромными горячими руками, касаясь плеч, лица – всего, куда только мог дотянуться. Но я не позволяла ему вольничать, как он того желал.
В тот жаркий день я услышала, как он приближается ко мне, оживленный больше обычного. Он шел за мной по извилистой дороге от деревни, пока я собирала тимьян для мяса, которое хотела приготовить мать.
– Не правда ли, эта головка выглядела бы еще прекраснее, будь на ней корона? – напевал он. – А эти бедра были бы еще изящнее, если бы их украшал королевский пояс или покрывали шелка, моя прелестная невеста. А эти губы ожили бы под…
Но с меня было довольно. Я бросила ароматные травы на землю и пошла прочь.
Я торопилась.
Он следовал за мной,