ресницами… Шампур с нанизанными на него кусками мяса, бокал красного вина… В каком-то далеке улыбка матери… Лишь одна картинка не подходила к экспозиции, наполненной светом, выделялась своей советской кондовостью – капитан Алевтина Воронцова, в полном парадном облачении, осклабившая рот в жуткой улыбке… Это последнее явление было послано наполненным мочевым пузырем, заставившим Арсения Андреевича проснуться, хоть и не до конца. На автопилоте он сошел с кровати и, не открывая глаз, оставаясь в связи со сном, прошел в ванную комнату, окутанную ночной, чуть зеленоватой подсветкой, уперся ногами в унитаз, приспустил спальные штаны, поискал рукой внизу живота, но не нашел искомого предмета, с помощью которого организм обычно расстается с переизбытком жидкости. Пришлось просыпаться, чтобы восстановить координацию. Он открыл глаза, оперся одной рукой в стену, а другой попытался отыскать главный орган мужского тела. Тот отсутствовал… Мозг Иратова, как старый подвисший компьютер, с трудом переваривал полученную тактильным способом информацию. Пришлось наклониться, чтобы подключить зрение. И вот здесь сознание завопило предсмертным криком, как будто в него вонзили электрический нож.
Нету его!!! Нету!!!
Под черепной коробкой вспыхнули прожекторы, мобилизующие всю нервную систему. Иратов, вспотевший от ужаса, вылезающий из штанов, придвигался к огромному, в рост человека, зеркалу. Зацепился ступней за штанину и упал, больно ударившись коленом о кафель. Поднявшись, он надеялся, что все это галлюцинация возвращающегося недуга, но, залитый включенным светом, полностью нагой, Арсений Андреевич удостоверился, что орган в отражении отсутствует, а также исчезла и приданная к нему мошонка.
Он вдруг коротко вспомнил, что когда-то в Америке была эпидемия отрезания ревнивыми женами мужских достоинств, – а вдруг это…
С кровоточащим коленом, глядя на себя в зеркало, он не находил следов раны в паховой области. Ощупывая низ живота, Арсений Андреевич чувствовал лишь ровную гладкую поверхность, и только какая-то маленькая выщербина под подушечкой пальца ощущалась…
Иратов вспомнил об увеличивающем круглом зеркале на складной металлической гармошке, как в отелях, встал на стул и притянул зеркальце-лупу к паховой области. На ровной кожной поверхности, столь гладкой, будто ничего и никогда на ней не произрастало, виднелась маленькая аккуратная дырочка. Арсений Андреевич смотрел на нее долго и внимательно, словно эта дырочка – космическая червоточина или вовсе черная дыра, затянувшая в себя его естество… Мозг отказывался верить в трансляцию с помощью зрения, но, как было уже известно, сам Иратов к вере во что-либо относился как к чепухе, убежденный, что только знание определяет существование. Познай, а потом положи на сердце!
Он спустился со стула, уселся на унитаз и по-женски помочился.
Эта дырочка не черная дыра, а выводящая мочу уретра. Отупело он спрашивал себя, как такое могло случиться, вновь и вновь засовывал руку в пах, убеждаясь, что произошедшее не галлюцинация, а реальность… Он так долго сидел на унитазе, что еще раз опростал