по короткой вертикальной лесенке, и тут уж, хочешь – не хочешь, надо было двигаться самому. Спуск по пяти перекладинам занял у него, наверное, с минуту, но на последней руки всё-таки соскользнули и Николай повалился вниз. Спустившиеся раньше мягко поймали его и оттащили в сторону, пока спускались оставшиеся. Уже когда все спустились, наверху продолжали о чём-то спорить, и только через минуту в проёме люка появилась чья-то голова и грубый голос произнёс: «Четыре человека за вещами, остальные здесь».
В подвале было темно, и спустившиеся некоторое время переглядывались, решая про себя: правда ли, за вещами, или для чего-то другого – и стоит ли в таком случае соваться самому?
– Ну? – поторопили сверху, и несколько человек, сгрудившись у лестницы, начали поодиночке подниматься наверх. Николай в полумраке заметил, что Алекс, обернувшись на него, пошёл вперёд первым, а уже за ним двинулись остальные.
Люк захлопнулся и стало совсем темно. Рядом слышались шуршание и шёпот, ребята расползались по подвалу, ощупывая стены. Темнота была хорошая, в ней не так болели глаза, но постепенно возле узких вытянутых продухов под потолком начал проявляться свет, и стало можно различить перемещающиеся силуэты.
– Коля-ян… Коля-ян… Ты как?
Шалва на корточках склонился над лицом.
– Бу-у… Живой…
Говорить было тоже больно, но не от того, что кровянила забахромившаяся изнутри прикушенная щека, а от того, что каждое слово вызывало в голове буквально колокольный перезвон. Бумм… Бумм…
Шалва торопливыми движениями стянул с себя строевку и, скатав её в плотный ком, подсунул Николаю под затылок, осторожно приподняв его голову ладонью.
– Как он? – спросил ещё кто-то, оказавшийся рядом и тоже присевший.
Затем за их с Шалвой спинами сгустились тени ещё нескольких человек.
– Ну чего? – задал один из подошедших глупый вопрос, и Шалва невнятно огрызнулся, ощупывая зачем-то Николаевы ноги. Куда он лезет, стоматолог, зачем?
Прикосновения были болезненными, но почему-то приятными. Звуки в голове сменили тон, став более высокими, колокола постепенно начали переходить на высокое «ре». Мысли были невнятными, но происходящее Николай чувствовал и осознавал, хотя и через пелену оглушения. Вряд ли это сотрясение мозга – скорее, просто общая реакция. Его ещё никогда так не били.
– Не… не… – попытался сказать он, и кто-то из ребят, пытаясь услышать, громко спросил: «Что?».
Шалва приподнял ему голову, и Николай сумел выдохнуть: «Не получилось… Совсем». Его голову снова мягко опустили, и сзади, за спинами глухо протянули: «Да…»
– Не думай, – быстро сказал Шалва. – Не думай даже. Ты не виноват ни в чём. Ты хотя бы попытался.
– Попытался, и что теперь?
Грузин обернулся на сказавшего, но ничем не ответил. Зато ответил кто-то другой.
– Заткнись…
Николай прикрыл веки. Как хорошо, что не надо ничего говорить! Можно просто лежать, чуть