рубец толщиной с палец лежит на лице и пугает. Грива нечесана, рубаха давно не стирана, черный плащ, по всему видать, с чужого плеча, длинный, землю обметает. Сосед что-то жевал, молча покосился, подвинулся на бревне, дескать, садись.
– Доброго здоровья хозяевам!
– И вам не хворать.
Голосище грубый, трубный.
– У меня и бражка с собой. Найдем дно кувшина?
– Бражка? – переспросил незнакомец. – Дело стоящее. Да вот беда, не показана мне бражка. Во хмелю буен становлюсь. Опасен.
И как зыркнет единственным глазом! У старика аж душа подсела, съежилась.
– Кто же будешь, добрый человек?
Долго молчал, жевал. И с ножом управлялся ловко, будто шестой палец на руке, а не нож. Глодал копченый окорок и лишь голую кость оставлял после себя.
– Человек как человек, – наконец ответил одноглазый. – Голова, две руки, две ноги. Все как у людей, только глаз один.
– Бывает. Иного так разукрасит по жизни – удивляешься, как он вообще живет. Чем промышляешь? На купца не похож и вроде не пахарь.
Опять помолчал.
– Да разное.
Тычок был готов спорить на собственную голову – дружинный. Бывший дружинный. Шрам на лице – явно след меча, и ножом крутит ровно собственным пальцем. Не так чтобы здоров, но очень жилист. Настоящий дружинный был бы одет получше, этот же… неухожен, неустроен. Вон волосища в пыли. Ровно бродяга мхом покрылся. Хотя сапоги на нем добротные…
– Сапоги сам тачал. – Одноглазый будто мысли услышал, усмехнулся. – Оленья шкура. Сушил, дубил, на оленью жилу сшил.
Пить не стал, молчит, ровно сыч. Странный он. Хотя… удивляться ли тому, что от людей прячется?
– Сам кто такой? – В единственном глазу незнакомца красными сполохами жили языки костра.
– Человек как человек. – Старик развел руками. – Голова, две руки, две ноги. Все как у людей, только пожил больше.
– Один у костра? – Бродяга кивнул на палатку. Наверное, не проснулась еще Гарька.
– Нет. – Что-то перестал Тычку нравиться одноглазый. – Не один.
– Кто с тобой?
– Кто со мной – все мои.
Ишь ты, даже не назвался. Имя скрывает или обычая не знает? Что не знает – не похоже, значит, не хочет называться.
– Лошадей, гляжу, у вас три… – И зычно расколол кость на зубах.
– Сколько надо, столько и есть. Твою конягу что-то не вижу. Пастись отпустил?
Неприятный получается разговор. Не о том должны говорить добрые соседи. За каждым словом одноглазого будто потаенный смысл прячется.
– Ага, отпустил, – криво ощерился бродяга. – Только дорогу вороной забыл. Все никак не вернется.
Тычок засобирался восвояси. Ох и темен соседушка!
– Доброй ночи хозяевам оставаться. А кто на том конце поляны встал, не знаешь?
Одноглазый с недобрым прищуром покосился на костер, что распалил второй сосед, и мрачно покрутил головой. Не знает. Значит, самое время узнать. Старик подхватил