уши и те в веснушках!) и шесть пальцев. Как же она ненавидела этот шестой палец! Сосредоточие всех несчастий! Вот если бы его не было…
Саре нравилось играть в «если бы»…
Если бы мама не была еврейкой, Сару назвали бы по-другому.
Если бы мама не умерла, они жили бы все вместе, без мачехи. И были бы сестренки и братишки.
Если бы не было шестого пальца, отец бы ее любил, и все в жизни складывалось бы удачно.
Если бы она не была такой рыжей и веснушчатой, то вышла бы замуж, и опять же все в ее жизни шло хорошо.
И вообще все могло быть иначе, если бы…
Если бы ее не уволили сегодня.
Как только человек увольняется, он становится прокаженным. Она чувствовала себя втройне прокаженной: ее уволили, у нее шесть пальцев, и она еврейка.
«Никто ее не брал, а я взял! – бравировал отец на семейных торжествах. Мачеха тонко улыбалась. – Да, я взял еврейку в жены. Назло всем! Не помри она, в Израиль бы уехал. Жил бы сейчас как все нормальные люди. Только дура она – померла. Дочь на меня оставила. Такая же дура. Правильно мать говорила…».
Что же теперь делать? Из полученных при расчете денег она сможет оплатить квартиру. Хозяйка как раз завтра придет… Купить круп и хлеба…
А дальше?
Дальше придется искать работу.
Сара задумалась: а как ее ищут? Сюда она пришла после той истории, села на стул и с тех пор так и сидела, разве что стулья иногда менялись: вместо деревянных – компьютерные. Она так привыкла к этой работе, так срослась с ней, что перестала со временем замечать рутину будней, и даже редкие праздники воспринимались как само собой разумеющееся. В праздники спала до полудня, потом шла в гости к отцу и к мачехе. Больше не к кому. Привыкают же люди к скучной жизни? Вот и она привыкла и даже научилась находить в такой серой, расписанной на годы вперед, жизни свое удовольствие. А жизнь взяла, да и закончилась. И что теперь? Не умирать же!
В последний раз Сара спустилась на веселом оранжевом лифте. В последний раз прошла через турникет, приложив к нему оранжевый пропуск. Зеленый свет сменился красным. Обратного хода нет.
Из кафе упоительно пахло едой, и она вдруг поняла, как проголодалась. Обеды в кафе позволяла себе раз в месяц – вкусно, но очень дорого! А сейчас пожалела о своей бережливости. Больше не будет ни салатов, ни супов, ни мясных и рыбных закусок, и уж тем более великолепных десертов, которые здешний шеф-повар готовил великолепно.
Могу я поесть перед уходом?
Вопрос риторический.
Неуклюже толкнула дверь и, дрожа от нетерпения, направилась к стойке с салатами. Итальянский, Альпийский, Купеческий… Сырный супчик, пюре и свиная поджарка в густой подливке, морс, пирожное со сливками. Расплатившись, оглянулась – есть ли свободный столик. Поднос оказался тяжелым, а стакан с морсом так и норовил съехать. Местечко оказалось лишь одно – за столиком сидели Алиса Михайловна и смутно знакомый молодой человек.
Сердце испуганно ухнуло, когда поняла, что идет к ним. Не спрашивая разрешения, молча составила тарелки с подноса, подвинув посуду соседей, и уселась. Ассорти