наших душ. И пусть нас лишат погребальных церемоний, если даже в помыслах посмеем вам прекословить!
Эти чистые сердца умилили меня, и я решил оставить их в отряде, тем паче, что нам с Жаном пора было обзаводиться слугами.
– Сердар, – вдруг вмешался проводник, – я должен предупредить тебя, что эти люди не внушают доверия. Они тайно следовали за нами, поэтому от них можно ждать всего, кроме преданности. Убей их!
Такая дерзость со стороны махрата возмутила меня, и я поспешил поставить его на место:
– Ран Мохаем, эти люди останутся с нами в качестве слуг. И я запрещаю впредь обсуждать действия командира. Я сказал всё!
– Да не изгонятся заблудшие овцы из стада праведников, – неожиданно поддержал меня отец Доменик, оторвавшись на мгновение от молитв. – А за время нашего пути я смогу ещё более упрочить этих человеков в вере, поведав о судьбе Иуды.
– Конечно, нам очень скоро потребуются слуги. Не нанимать же носильщиков за деньги. А познакомить с верёвкой мы их всегда успеем, – положительно откликнулся и Жан.
В итоге вопрос с туземцами был мирно разрешён, и мы вновь пустились в путь на слоне, позволив нашим слугам передвигаться следом в пешем строю.
Не спеша и делясь путевыми впечатлениями, мы, наконец, добрались до осаждённой крепости Гоурдвар-Сикри, но по совету Ран Мохаем Рая, которого для удобства перекрестили в просто Хаема, не стали вступать в сношение с англичанами, хоть мне и не терпелось порасспросить их о родине предков и видов на золото султана. Хаем же, отпустив корнака со слоном, укрыл нас в развалинах какой-то пагоды в стороне от крепости и, сказав, что ночью придёт с человеком его пославшим, исчез в зарослях.
– Жан, – маясь бездельем в ожидании ночи, окликнул я марсельца, – откуда взялся этот джентльмен из крепости, которого мы так покорно ждём? Да и джентльмен ли он? А то доверим своё золото, чёрт знает кому!
– Дик, он не джентльмен, – слегка подумав, ответил приятель, – но господин с большими организаторскими способностями. Познакомился я с ним ещё в Париже, когда приумножал состояние своих родичей с помощью рулетки. Мой новый знакомый как раз в ту пору занимался созданием какой-то партии всеобщего освобождения от труда и его результатов. На этом теоретическом постулате мы, собственно говоря, и сошлись, ибо не трудом единым жив человек, а подспудной тягой к стороннему наблюдению этого процесса.
– Совершенно справедливая мысль, – перебил я француза. – Мне с юных лет приходилось над этим задумываться в местах вынужденного уединения.
– Ютился этот деятель тогда в подполье, снимая квартирку где-то в центре, – продолжал Жан, не обращая внимания на всплеск моей мысли. – А по происхождению, как утверждали его недоброжелатели, был он сродни азиатам, но с иудейским прошлым, хотя синагогой не пользовался. Одним словом – русский казак.
– Короче, туземец, – обобщил я собирательный образ Верного Человека.
– Да, – согласился марселец, – повадками очень похож. Любит непонятно поговорить и обвести