оти опустится на колени, его придется поднимать с помощью веревок, как быка, провалившегося в яму. К тому же он вообще ни перед кем не преклоняет колена.
Мне кажется, что он не станет целовать меня в губы – во всяком случае не здесь, не в этой огромной комнате, наполненной музыкантами, через которую снует множество людей. Не может быть, чтобы он пошел на такое здесь, при дворе, живущем по своим вычурным и строгим правилам! Не станет это огромное, похожее на луну лицо приближаться к моему. Я не свожу устремленного вверх взгляда с лица человека, которым некогда так восхищались моя мать и ее друзья, считая его первым красавцем во всей Англии, королем, мечтой всех женщин, и усердно молюсь о том, чтобы не слышать тех слов, которые он только что произнес. Я прошу небеса, чтобы только что сказанное оказалось ошибкой.
А он, нисколько не сомневаясь в себе, ожидает моего согласия.
И тогда я понимаю: с этого мгновения все будет именно так, до самого смертного дня. Он будет ждать моего согласия либо просто продолжит без него. Мне придется выйти замуж за этого мужчину, который навис надо мною, как глыба, выше которой нет никого. Он выше всех смертных, он богоподобен, и только ангелам дозволено не подчиняться ему; он – король Англии.
– Какая неожиданная честь, Ваше Величество, – бормочу я.
Недовольно поджатые губы сложились в улыбку. Между губ виднеются желтеющие зубы, и до меня доносится отвратительный запах его дыхания.
– Я не заслуживаю его.
– Я покажу вам, как ее заслужить, – утешает он меня.
И его улыбка становится игривой, напоминая мне о том, что предо мною стоит самый известный сластолюбец, запертый в стареющем теле, и что мне предстоит стать его женой во всех смыслах этого слова. Он намерен разделить со мною ложе, в то время как я тоскую по другому мужчине.
– Могу ли я помолиться и обдумать это невероятно лестное предложение? – спрашиваю я, отчаянно пытаясь подобрать достаточно вежливые для этого случая слова. – Оно стало для меня такой неожиданностью, честное слово, Ваше Величество. Я так недавно овдовела…
Кустистые светлые брови сурово сдвинулись на царственном челе: он явно недоволен ответом.
– Вам необходимо время для размышлений? Разве вы не надеялись на такое разрешение вашего дела?
– Ваше Величество, каждая женщина мечтает о таком предложении! – быстро уверяю его я. – При дворе нет ни одной женщины, которая б не надеялась на то, чтобы вы обратили на нее свое внимание, и я – в их числе. Но я недостойна!
Похоже, я нашла правильное объяснение, и он успокоился.
– Мне не верится, что мои мечты все же сбылись, – продолжаю я. – Единственное, для чего мне необходимо время, так только чтобы осознать всю глубину нашедшей меня удачи и счастья! Это просто чудо, как в сказке!
Он кивает в ответ. Он обожает сказки, с тайнами, маскарадами и актерами, да и вообще всякого рода представления.
– Я вас спас, – объявляет он. – И вознесу вас из ничтожества к самым высоким вершинам мира.
Его голос, глубокий и уверенный, его тон, умащенный лучшими винами и самыми жирными кусками со стола этой жизни, манит и обволакивает. Но острый пытливый взгляд маленьких глаз говорит, что он меня испытывает.
Я заставляю себя посмотреть в его проницательные глаза, почти не видные за пухлыми веками. Нет, ему не удастся вознести меня из ничтожества – я была рождена под фамилией Парр в замке Кендал, а мой недавно умерший муж был Невиллом, а эти две семьи хорошо известны и признаны в Северной Англии. Правда, едва ли он там бывал.
– Мне необходимо время, совсем немного, – настаиваю я. – Чтобы проникнуться всей непостижимой глубиной моего счастья.
Его пухлая рука чуть поднимается в жесте, говорящем, что у меня есть сколько угодно времени. Я склоняюсь в поклоне и, пятясь, отхожу от карточного столика, куда меня потребовали, чтобы сделать самое лестное предложение, на которое может рассчитывать женщина, за лучшим шансом, который может подарить жизнь. Поворачиваться спиной к королю запрещает закон, но некоторые придворные шутят, что в интересах любого из них всегда стоять к королю лицом. Шесть шагов в сторону длинной галереи, в которую прорывалось весеннее солнце сквозь высокие стрельчатые окна, пока его лучи не пали на мою скромно склоненную голову; затем я снова кланяюсь и лишь тогда опускаю глаза. Выпрямляясь и снова глядя на него, я вижу, что он по-прежнему смотрит на меня с торжествующей улыбкой и все, кто находится рядом с ним, не сводят с меня глаз. Я заставляю себя улыбнуться, делаю шаг к двери, ведущей в его приемные покои, и скрываюсь за ней. Стражники распахивают предо мною и закрывают двери, которые наконец скрывают меня от его взгляда. Я окунаюсь в гомон людей, освобожденных от чести королевского присутствия, снова кланяюсь на пороге, все это время осознавая, что великий король наблюдает за тем, как я ухожу от него, и прихожу в себя от стука алебард королевских стражников.
На мгновение я так и замираю перед резными деревянными дверями, не находя в себе силы обернуться и встретить любопытствующие взгляды придворных, собравшихся в этой комнате. Теперь,