логично сравнивать понятие состава преступления и понятие этого же преступления (например, состав доведения до самоубийства и понятие доведения до самоубийства).
На этом уровне мы сразу же убедимся, что традиционные «рецепты» решения проблемы не работают: дескать, «преступление – это явление реальной жизни, а состав преступления – юридическое представление законодателя о конкретном реально существующем явлении – преступлении»[226]; «понятием преступления характеризуется реальное явление, а состав преступления выступает как юридическое понятие об этом явлении»[227], «понятие преступления шире понятия состава преступления в силу того, что первое представляет собой социально-правовое явление, последнее – правовую категорию»[228]. Понятие какого-либо преступления – это явно не реальное жизненное явление, а понятие о нем, в котором преступление отражено, также как и в составе, в своих типичных и существенных признаках. Поэтому трудно согласиться и с Н. А. Лопашенко, которая указывает, что преступление и его состав различаются, среди прочего, по природе: «состав – законодательная конструкция, преступление – реальность, находящаяся в социальной жизни общества, хотя и несущее на себе отпечаток воли законодателя, признающего преступление преступлением»[229]. На этой же позиции стоит и С. Н. Павлов, который, рассмотрев соотношение corpus delicti и преступления, пришел к выводу о том, что: преступление есть явление социальной действительности и олицетворяет собой феномен содержания, а состав преступления – ассоциируется с формой; состав преступления по своему объему уже преступления, поскольку включает минимальное количество типичных, существенных и необходимых для криминализации деяний и привлечения лица к уголовной ответственности признаков[230]. Предложенный критерий разграничения дает «сбой» при попытке соотносить искомые объекты на понятийном уровне – например, понятие простого убийства (ч. 1 ст. 105 УК) и понятие состава этого же убийства. На этом уровне выясняется, что понятие простого убийства, равно как и его состав, также включает минимальное количество типичных, существенных и необходимых его признаков. Где же принципиальное отличие?
Наметив указанную отправную точку, перейдем на уровень соотнесения признаков искомых понятий (т. е. проведем сравнение на понятийном уровне). В. Н. Кудрявцев, позиция которого поддержана многими отечественными криминалистами, следующим образом решает поставленный вопрос: «Признаки, характеризующие какой-либо состав преступления, в равной мере входят и в понятие об этом преступлении… В составе преступления признаки перечислены в некоторой жесткой последовательности, они сгруппированы, привязаны к определенным элементам преступления, а для понятия преступления это отнюдь не характерно. Иными словами, состав и понятие преступления различаются по их внутренней структуре, по степени упорядоченности одних и тех же признаков»[231].
Однако структурированность признаков (с позиции