уж вы как хотите, а нет такого закону, чтобы плоды в род блоке по углам валялись.
– Ну хорошо, раз уж вам всем так хочется… Тоже мне, родблок, сказала б я вам! Вот что, Настя, отнеси это в вашу детскую, и кинь там на какой-нибудь пеленальник, к дверям поближе. Самой ведь через какой-нибудь час выносить придется, так чтоб уж тебе далеко не бегать, ноги свои поберечь… – И, уже выйдя за дверь, удаляясь по коридору – Делать вам больше нечего, устроили среди ночи беготню взад-вперед!
Проводив победоносным взглядом поверженного врага, и выждав, пока окончательно не смолк в гулкой тьме коридора отзвук цокакающих каблучков, Маргарита Антоновна набросилась, наконец, на меня:
– Настя, что это еще за фокусы?! Это что, первое в твоей жизни прерывание в позднем сроке?! Ты вчера родилась? Я тебе объяснять должна, что от тебя требовалось? Ведь она ж, по сути, права, эта стерва крашенная! Имей в виду, это первый и последний раз я из-за тебя в таком положении оказалась, больше я такого не потерплю! И ведь это еще только начало! А если он и впрямь доживет – ну хоть до утра, ведь придется еще, не дай Б-г, с родителями этой идиотки объясняться, И что мы им скажем?! И ты хоть представляешь, кто там родители?! Должна ж соображать, не просто же так она к нам попала. Да как вообще такое могло произойти не понимаю?! Ты что, не в курсе была, зачем она к нам поступила?
– В курсе.
– Тогда как это вышло?
– Но ведь по обменной там 25 недель, а по жизни как бы не все 30!
– И чего? В первый раз у тебя такое? Или ты первый день работаешь? Который год всем отделеньем натаскиваем, и ты до сих пор не знаешь, как действовать в таких случаях?
– Вообще-то нет, – честно говорю я. Нет, ну правда, за все четыре года училища нам ни разу как-то не объясняли, как именно надо действовать во время родов, чтобы не дать плоду выжить. К слову, что ли, как-то не приходилось. Все как то больше наоборот…
– О Г-споди! – вздыхает Марья Антонна. – И послал же Ты на мою голову! Чему вас там только учат, что вы все потом стерильные какие-то получаетесь. Ладно уж, отнеси это куда сказали.
И не вздумай роженице, как очнется, рассказывать, что у нас тут за накладка вышла…
*
Я несла его на руках по темному коридору, и чувствовала, как все тише и тише бьется под пальцами крохотное сердечко, все реже и реже поднимается крохотная грудка, чтобы сделать вдох. Или это мне так хотелось? «Сейчас… сейчас.. он просто заснет на моих руках, и может так даже лучше, конечно лучше, ведь все-таки я же люблю его, и наверняка он же это чувствует, наверняка ведь они все-все чувствуют, такие маленькие…»
Внезапно ребенок широко распахнул глаза, показавшиеся непомерно огромными на таком крохотном личике и серьезно, как будто совершенно осмысленно посмотрел на меня. Сквозь сизую младенческую дымку мне почудились какой-то совершенно недетский взгляд – темный, глубокий, все понимающий. Такой прям совершенно осмысленный взрослый взгляд –