сходи к врачу.
Помолчал и добавил:
– Оружие – оно как масло. Взять легко, а руки отмыть потом трудно.
– Ты говоришь совсем как русский, – сказал Алихан.
– Какой русский? – быстро спросил Булавди.
Алихан прикусил язык. Он почему-то не хотел упоминать о приезде кяфира. Но, с другой стороны, это было глупо. Наверняка этот визит будут обсуждать еще два года.
– К нам приезжал Кирилл Водров, – сказал Алихан. – Тот самый. Он теперь какой-то нефтяник. Говорят, они будут строить вышки в море.
Лицо Булавди, гладкое выше темени и обросшее волосами ниже губ, чуть напряглось. Это меняло дело. Кирилла Водрова, если он скачет по горным селам, как последний дурак, можно было украсть, и это принесло бы пять или десять миллионов долларов. Булавди Хаджиеву были нужны деньги. Воевать с деньгами – лучше, чем без.
– Возвращайся домой, – сказал Булавди, – и смотри, когда снова приедет Водров. Заведи себе отдельную сим-карту, и позвони вот на этот телефон.
Телефон, который Булавди дал Алихану, конечно, не был телефоном самого Булавди. Булавди давно не пользовался телефонами. Это было то же самое, что носить на себе маячок. Было очень много глупцов, которые это не понимали. Они думали, что если они будут менять сим-карты и телефоны, то смогут обмануть федералов. Булавди был в бешенстве, когда узнал, что один из его ближайших помощников, Шамсаил, использовал при покушении на Хагена сим-карту, и не выбросил ее, а хранил два месяца, а потом использовал снова и попался. Глупость не имеет границ.
Булавди записывал все свои приказы на камеру и так рассылал. Встречи он назначал только через связных. Он никогда не спал на одном месте и жены своей не видел два года, – много людей ловились через жен, не меньше, чем через сим-карты.
Все это помогло Булавди выжить целых два года, хотя выжить против Джамалудина было все труднее.
– Возвращайся домой, – приказал Булавди.
Телефон, который он дал Алихану, принадлежал молодому аварцу, который занял в подполье место убитого Шамсаила. Звали этого аварца Шамиль, а фамилия его была Салимханов.
Когда Алихан ушел, Булавди спустился вниз, в гараж, где ждали двое. Они поговорили о том, о сем, а потом один из этих двоих сказал:
– Зачем ты прогнал мальчишку, Булавди? Люди к тебе приходят, а ты гонишь их прочь.
Глаза Булавди слегка сузились.
– А ты бы заманил его в лес? – ответил Булавди, – ты где зимовал прошлой зимой, в яме? Откопал дырку, затарился макаронами и срал в углу? Нос боялся наружу высунуть, чтобы Джамал следы не увидел? С тобой сколько молодых было? Пять? Один умер, другого ты сам пристрелил, потому что он к маме просился?
– Мы стоим на пути Аллаха, Булавди. Даже мать не вправе отказать сыну в том, чтоб тот встал на путь Аллаха.
– Когда ко мне приходит придурок, который расстрелял трех человек за сто долларов, и говорит: «Меня мусора ищут, я хочу встать на джихад», – это, что ли, путь Аллаха? А, Шамиль? Когда к нам уходит верующий, а его убивают, и дети его остаются