была замужем. Были отправлены официальные запросы в Ростов-на-Дону, Одессу, Варшаву и ряд других городов. В ответ приходили любопытные бумаги о том, что факт регистрации браков был (со слов чиновников), но записей в метрических книгах нет. Как так получилось, сами чиновники ответить не могли.
На суде был еще один любопытный эпизод. В какой-то момент Владимир Кочубчик решил продекламировать свои стихи, посвященные Соньке.
Рождена ты хоть цыганкой,
Смугла руками и лицом,
Но тебе пред итальянкой
Нет сравнения ни в чем.
Нет любви твоей милее,
Все бледнеют перед ней.
А лишь один я, всех подлее,
Над ней смеюсь, как дуралей.
Стихи эти ничего не доказывают и ничего не объясняют. Строго говоря, их авторство тоже можно поставить под сомнение. Во всяком случае каких-либо твердых доказательств того, что они принадлежат Кочубчику, мне найти не удалось.
Вообще следует отметить, что преступникам во все времена была присуща, я бы сказал, криминальная сентиментальность. На это обратил внимание и В.М. Дорошевич. На Сахалинской каторге многие злостные преступники отличались именно этим, превращая свою сентиментальность в поэтические опусы. Например, убийца Луговской писал:
Пришла пора, друзья, проститься
Мне с светом солнечных лучей
И с смертью рано помириться,
Как с морем мирится ручей.
Ручья конец в том бурном море,
И волн седых его страшась,
Журчит и стонет в лютом горе
Он, с гор по камешкам струясь.
А мой конец в житейском море,
В глуши, далеко от людей,
В стране суровой, на просторе,
Где суд свершают без судей.
Больший интерес представляет описание того, как выглядела Сонька Золотая Ручка на процессе: «Шейндля Блювштейн – женщина невысокого роста, лет 30. Она, если не красива теперь, а только миловидна, симпатична, все-таки, надо полагать, была прехорошенькой пикантной женщиной несколько лет назад. Округленные формы лица с немного вздернутым, несколько широким носом, тонкие ровные брови, искрящиеся веселые глаза темного цвета, пряди темных волос, опущенные на ровный, кругловатый лоб, невольно подкупают каждого в ее пользу. Это лицо, немного притертое косметикой, румянами и белилами, изобличает в ней женщину, вполне знакомую с туалетным делом. В костюме тоже проглядывается вкус и умение одеваться. На ней серый арестантский халат, но прекрасно, кокетливо скроенный. Из-под рукавов халата выглядывают рукава черной шелковой кофточки, из-под которой, в свою очередь, белеются манжеты безукоризненной белизны, отороченные кружевцами. На руках черные лайковые перчатки, щегольски застегнутые на нескольких пуговицах. Когда халат распахивается, виден тончайший передник, с карманами, гофренный на груди и внизу. На голове белый, обшитый кружевами платок, кокетливо с