войной в качестве беженцев из Венгрии, где власти опасно шарахались из стороны в сторону и где в конце концов встал вопрос о жизни и смерти для любого, у кого были еврейские корни.
Роз помнила, как любила в юности слушать рассказы Сэмюеля, его воспоминания о Будапеште, где она родилась. О том, как они с Валери поженились, как счастливы были до тех пор, пока стало уже невозможно игнорировать неуклонно возрастающую мощь и зловещие амбиции соседней Германии. Про его судьбоносное решение покинуть родину вместе с женой и маленьким ребенком, когда местное правительство начало принимать разные антиеврейские законы.
– Почему же никто их не остановил? – все время спрашивала Розамунда, когда слушала, как их родственников отправляли в концентрационные лагеря в Освенциме и Треблинке, и Сэмюель мог на это сказать лишь, что, наверное, сначала никто не понимал, что происходит, а потом стало уже слишком поздно.
Розамунда, которая жила в состоянии постоянного беспокойства, что все это может повториться, дала себе клятву, что никогда не будет молчать, что будет делать все возможное, делать хоть что-то, чтобы остановить подобные злодеяния.
Сэмюель заерзал на стуле.
– Я знаю, насколько важна для тебя политика, детка. Твоя мать не против, чтобы ты ею занималась. Она хочет сказать, что, когда ты почти два года работаешь без перспективы роста и даже без зарплаты, возможно, это не лучшее применение твоих талантов и квалификации, и в этом я с ней согласен.
– Так что же вы мне предлагаете? – спросила Розамунда, глядя на него с вызовом.
– Стань членом парламента. Так у тебя будет и заработная плата, и пенсия, и шанс что-то изменить.
Роз фыркнула.
– Я не хочу всю жизнь выступать на открытии какой-нибудь очередной гимназии или отделения почты.
– А как же твои амбиции? Как насчет твоего «я хочу стать первой женщиной – премьер-министром»? – мягко произнес отец.
– Мне тогда было десять лет.
– Но ты говорила совершенно серьезно.
– Ни одна держава в мире не будет иметь во главе правительства женщину. При моей жизни, по крайней мере.
– Индира Ганди была премьер-министром Индии и главой правящей партии. Мне кажется, ты недооцениваешь потенциал женской половины человечества.
– Скорее, я понимаю, какие предрассудки и предубеждения существуют в нашем обществе.
– А как насчет журналистики? Очень многие серьезные политики начинали с этого.
– Кто, например?
– Например, Черчилль. Даже если ты не присоединишься ни к какой партии, если никогда не будешь баллотироваться в парламент, это все равно очень стоящая карьера. Ты всегда была очень шумным и беспокойным ребенком, – улыбнулся он.
Роз больше не могла на него дуться.
– Знаешь, ты уже второй на этой неделе, кто предлагает мне заняться журналистикой.
– А кто был первым?
– Так, один человек, мой новый знакомый.
– Угу, ясно, – понимающе улыбнулся отец, и Роз почувствовала, что краснеет.
Доминик