на него бегут трое парней с котелками на головах и в черных кожаных жилетах с яркими красно-черными нашивками. Двое оставшихся на ногах мясников тут же бросаются бежать. Сол, недолго думая, лупит одного дубиной по затылку. Верзила по инерции пробегает еще пару шагов, после чего падает на землю. Последний из мясников скрывается за углом. Преследователи провожают его гиканьем и бранью, при этом награждая лежачих увесистыми пинками. Слизняк Вилли хрипит, скорчившись в кровавой луже. Эду его даже немного жаль – скорее всего, мяснику предстоит долгая и мучительная смерть. Что-то подсказывает Эду, что антибиотики и полостные операции здесь не в ходу.
– Ты кто? – не слишком дружелюбно интересуется один из парней в котелках.
– Тот, кто с мясниками Уиншипа не в ладах, – уклончиво отвечает Эд.
Парень смотрит на него подозрительно.
– Ну это я и так вижу. Ладно, – сплевывает он. – Давай за нами. Будь я проклят, если какой-нибудь кожаноголовый не услышал выстрела и не прет сейчас сюда с парой товарищей. Заодно покажем тебя Однаду.
Эда аккуратно берут под локти и уводят из переулка – быстро, но с достоинством. Осторожно разглядывая попутчиков, Сол отмечает, что одеты они приличнее мясников: рубашки и брюки выглядят новее и дороже, а самое главное – чище. Лица выбритые, а волосы, выглядывающие из-под котелков, – подстриженные и чистые. Нашивки на жилетках – какой-то герб, орел, только с длинным хвостом и крыльями. Он кажется Эду знакомым.
Они идут по улице, широкой и уже заполнившейся людьми. Только что рассвело, и большая часть прохожих спешит на работу. Двигаются они устало, заторможенно, почти не поднимая взглядов, плечи опущены, спины сгорблены. Одежда большей части покрыта заплатами, выцвела и истрепалась. Эд и парни в котелках движутся с толпой, но как бы вне ее. Окружающие отводят от них взгляды, стараются уступить дорогу.
Наконец они проходят мимо больших железных ворот, на арке которых висит внушительная вывеска: «Мыловаренная фабрика Кантера Бигса. В деле с 975». Рабочий поток сворачивает в ворота, проходя сквозь них в огороженный забором двор, за которым темнеет кирпичная громада цеха. От длинных рыжих труб тянется плюмаж черного дыма. Лужи у ворот по краям пенятся коричнево-серым. Эд замечает кота, сидящего на мусорной куче, всего в мыльной пленке, облезлого и жалкого, но глядящего на людей голодно и зло.
Они минуют ворота, у которых в ожидании работы толпится народ, и сворачивают за угол. Там, на узком трехэтажном доме из серого кирпича, красуется деревянный щит, на котором по красному полю черным написано «Королевский орел» и нарисован такой же герб, как на нашивках у парней в котелках.
– Ты, видать, приезжий? – спрашивает Эда один из провожатых. Дружелюбия в его голосе мало.
– Да, – осторожно кивает в ответ Сол.
Парень морщится, будто хлебнул горького.
– Тебе здесь не рады, – цедит он сквозь зубы.
Внутри кабак мало отличается от «Дыры в стене», разве что по