на тот случай, если кому-нибудь вздумается заглянуть в церковь, а сама осталась с падре Мануэлем.
Она без перерыва что-то говорила, и падре опять было приятно её слушать. Он чувствовал себя защищённым, рядом были друзья, неумолчный говор доньи Кармелиты омывал его журчащим родником со всех сторон – справа, слева, сверху, снизу…
Конечно…
Как он сразу не догадался…
Присев на кушетке, он крепко схватил за руки донью Кармелиту.
Она дёрнулась в ответ, но вырывать рук не стала.
– Донья Кармелита, – проникновенно глядя на неё, заговорил падре Мануэль, – я больше не могу.
– Чего не можете, падре? – спросила донья Кармелита и с некоторым усилием, но осторожно, стараясь не обидеть падре, освободилась от него.
– Я не могу больше молчать. Мне необходимо поделиться. С вами. Я… я… я боюсь, поэтому помогите мне, вы должны мне помочь, ведь я погибаю, а все вокруг отвернулись от меня. И даже Он, – Мануэль поднял вверх трясущийся палец, – даже Он отвернулся от меня!
– Ничего не понимаю, – пролепетала донья Кармелита.
– Сейчас! – воскликнул падре Мануэль.
Он неуклюже вскочил, путаясь в подоле сутаны, бросился к комоду, с трудом открыл сопротивлявшийся ящик, извлёк оттуда фигуру ангела и поднял её высоко над головой. Примерно так, как спортсмены поднимают победные кубки на радость ликующей толпе.
– Вот он, донья Кармелита. Вот виновник всех моих бед, – обличающим тоном заговорил он. – Да-да, не удивляйтесь. Смотрите на него. Вот кто хочет погубить меня. Знаете, он ведь разговаривает со мной. Нет, не только он. Я сам, слышите, САМ разговариваю с собой, а он ещё и подстрекает меня. То есть не меня, а его, мой второй голос. Столкнёт нас, а потом слушает, как мы ссоримся, и радуется. А знаете, почему он радуется?
Падре Мануэль порывисто опустил скульптуру, торопясь, засунул её обратно в ящик и торжественно объявил:
– Он хочет разлучить меня с ангелом!
– С кем? – спросила донья Кармелита. – С кем хочет разлучить?
– С маленьким кудрявым ангелом, настоящим, между прочим, ангелом, а не деревянным идолищем, в которого к тому же вселились бесы!
– Б-б-б-е-сы? – заикаясь от охвативших её разноречивых чувств, переспросила донья Кармелита, продолжая прижиматься к стене, чтобы быть подальше от не в меру возбуждённого падре.
– Донья Кармелита, – горячо зашептал падре. – Господь не случайно сблизил нас, и вы сейчас узнаете от меня всю историю, так как вы одна способны меня понять.
– Я… я…
Падре Мануэль нетерпеливо махнул рукой в сторону заикавшейся доньи Кармелиты и, указывая на входную дверь, будто за ней находились герои его монолога, заговорил:
– Они привели его в церковь. Тогда привели, в День Всех Святых. Такого маленького, одинокого, испуганного. Настоящую песчинку среди скал. Да-да, именно так они все выглядели тогда. Он, маленький