в лихорадке буйной, то в истоме,
Истаявшим, оплывшим, как свеча,
Долбил февраль окно моё пустое.
И тихий кашель, что царапал свод,
Напоминал так неопровержимо,
Что каждый семьянин рожден как скот,
И плесневелый хлеб – его вершина.
Среди судеб крикливых и кривых
Металась явь, плыла рассвета хорда,
И млечный путь, что ко всему привык,
Сочился неизбежностью ухода,
Крушил панели звуковой прибой,
И раззвонившись, словно к возгоранью,
Трамваи разгонялись по прямой,
Отпихивая фуру эскулапью.
Пережидая транспортный коллапс
И мглу Москвы, что ныне окаянна,
Гремел замками магазин колбас,
Поддельных, как улыбка Микояна.
А винный через дверь уже пылал.
Походками слепцов туда входили
Сражённые похмельем наповал
С культяпками в прогорклом никотине,
Хватали за рукав – куда спешим?
Но что бы ни ответил им двойник мой,
Февральской гопоте недостижим,
Кружился дух с возлюбленной энигмой.
И этим был обязан не стихам,
Тем более не старцам и сусаннам,
Но лишь тому, что горлом постигал
В лучах весны и счастье несказанном.
Ирина Белоколос. Бывшей подруге
Как живётся, дорогая? Как там дышится —
В стольном граде златоглавом на Днепре?
Спится сладко? Вкусно естся? Умно пишется?
Безопасно в я-не-вижу-кожуре?
Отдала ли сына ты в «могилизацию»?
«Эсэмэсила» на танки и кевлар?
Носишь борщик на майдан и кормишь «нациков»?
И приветствуешь бомбёжки и пожар?
Как живёшь, подруга-экс? Какими думами?
Собиралась в гости… Передумала, поди?..
Птицы мира бьются в кровь стальными клювами
Лишь булыжник глух в бестрепетной груди…
Иван Белокрылов. Баллада о пономаре
Памяти Сергея Журикова[1]
Полстраны накрыла чёрная хмарь,
Гонит с севера пожаров волну…
Как случилось, расскажи, пономарь,
Что ты взял да и ушёл на войну?
Сколько в Сумах посходило с ума,
Чтобы пропасть между близкими рыть?
Киев пал, и под Черниговом тьма,
И во тьме нельзя про тьму говорить…
Осторожно положил свой стихарь,
И затеплил у иконы свечу,
И раскрыл тогда Господь свой букварь,
Показал Он, что тебе по плечу…
Мы тебя ещё помянем не раз…
Мы сгоревшие отстроим дома…
Посмотри же, Сергий, с неба на нас,
Чтобы в Славянске рассеялась тьма…
Знают все, когда ты пал, пономарь,
И уже не поднимался с земли —
Ты пошёл тропой небесной, как встарь
С Куликова поля иноки шли…
Там Ослябя ныне и Пересвет
Горних