геометрически правильными рядами. Чувствовалась рука человека. Везде, где бы он не появлялся, он старался все разместить, перекроить на свой вкус и лад. Впрочем, я всего-навсего палач и какое мне до этого дело.
Машину вел молодой. Старик примостился рядом, на пассажирском сидении. Руки по-прежнему доставляли ему массу хлопот.
– В-вот. Это наша Мера, – заикаясь, произнес он и вновь надолго замолчал.
Мы приземлились на окраине поселка. Скорее всего, единственного на планете. Типовые для колонистов одноэтажные дома, покрытые плоскими крышами. Все одинакового серого цвета. Между домами виднелся шпиль небольшой церквушки.
Я присмотрелся – крест.
Выходит, они еще и верующие. Может, сектанты. А впрочем, какая разница.
Меня здесь ждали. У импровизированного аэродрома стояла толпа людей. Возможно, все население Меры. Мужчины, женщины, дети. Все в простых серых одеждах. У мужчин на головах светлые широкополые шляпы. У женщин – чепчики.
Дверь открылась, я собрался выходить, но старик неожиданно сильно схватил меня за руку.
– Я хочу сказать… Она моя дочь… Она совсем еще ребенок… Все может случиться… Вы понимаете… – он, наконец, набрался смелости, и наши глаза встретились. У него оказались голубые радужки.
«Странно, – подумал я, – поначалу мне показалось, что они карие». В глазах читался испуг и мольба. Я понимал, чего ему стоило самолично встретить меня и заговорить.
– Успокойтесь, – я отнял его руку от своей, и та повисла безжизненной плетью, – палачи никогда не ошибаются.
– Да, да, конечно, – старик вновь потупил взор, а я, наконец, выбрался из аппарата.
Толпа молчала и старательно прятала глаза. Я понимал их. Они пригласили меня, чтобы перенести ответственность с себя, но даже себе они не хотели в этом признаваться. Теперь, что бы ни случилось, виноватым останусь я.
От толпы отделился ребенок. Мальчик в коротеньких сереньких штанишках с запорошенной пылью физиономией. Светлые волосы непокорными вихрами торчали во все стороны. Стоящая неподалеку немолодая женщина, скорее всего мать, только ахнула, не успев ухватить сорванца за руку. Первую минуту она хотела окликнуть его, но, испугавшись, передумала.
Поднимая пыль пухлыми босыми ножками, ребенок приблизился ко мне.
– Ты палаць? – спросил он и засунул указательный палец в рот.
– Да, – я улыбнулся и присел рядом. Дети всегда относились к нам терпимее, нежели взрослые. К сожалению, детство не длится долго. – А ты кто?
– Я Рик! – карапуз ткнул себя обслюнявленным пальцем в гордо выпятившееся пузо. – Я узе больсой.
– Вижу, – я вновь улыбнулся.
– А это ты будес убивать тетю Дзейни? – вновь спросил малыш.
– Да, – зачем врать ребенку, тем более что это может оказаться правдой.
– Тогда ты плохой, – малыш развернулся и побежал к матери.
Я поднялся с колен. Возможно, он прав. Иногда я сам сомневаюсь.
От толпы отделился невысокий толстый