старая!
– Зачем ты так ее? – Кумеш попытался встать на защиту несчастной.
– Она жила тут из милости, заодно присматривала за шатром. Тебе она не нужна. От нее толку тебе мало. Мы пришлем тебе молоденькую девушку, чтоб она согрела твои старческие кости живым теплом…
Бедная женщина, сгорбленная и придавленная к земле прожитыми годами, беспрестанно озираясь назад и вполголоса бормоча проклятия в адрес безжалостной судьбы, держа в руке немудреный скарб, поплелась в сторону небольшой юрты, где надеялась найти приют у своего внука, если же он, конечно, захочет приветить ее.
Печальна участь тех, кто дожил до глубокой старости, но своей крыши над головой так и не заимел или потерял, как в свое время она осталась ни с чем после смерти своего мужа…
Юркая стайка босоногих мальчишек-подростков по сигналу сменила двух девочек, которые тщательно вымели земляной пол, вынесли весь скопившийся мусор. На глазах изумленного Кумеша они внесли толстый войлок, раскатали и расстелили его, сложили в углу очаг из хорошо пригнанных друг к другу валунов, натаскали подушек, одеял…
Почувствовав себя полновластным хозяином, старик вполголоса затянул известную ему с самого детства песенку про «Голубую юрту»:
Шерсть собрали с тысячи овец,
Сотни две сковали мне колец,
Круглый остов из прибрежных ив
Прочен, свеж, удобен и красив…
Негромкий, но красивый голос заполнил небольшое пространство и вырвался наружу, заставил замереть на месте хрупкую юную девушку, было, хотевшую приоткрыть полог и шагнуть внутрь.
В северной прозрачной синеве
Воин юрту ставил на траве,
А теперь, как голубая мгла,
Вместе с ним она на юг пришла.
Юрту вихрь не может покачнуть,
От дождя ее твердеет грудь.
Нет в ней ни застенков, ни углов,
Но внутри уютно и тепло…
Затуманенный взгляд старика наткнулся на чью-то застывшую тень, отстраненно оттолкнулся от нее и поплыл дальше, путешествуя вместе со своим жилищем:
Удалившись от степей и гор,
Юрта прибрела ко мне на двор.
Тень ее прекрасна под луной,
А зимой она всегда со мной.
Войлок против инея – стена,
Не страшна и снега пелена,
Там меха атласные лежат,
Прикрывая струн певучих ряд…
Завороженная чарующими звуками, девушка-подросток представила себе, как заиграла в искусных руках чудо-лютня, как запела серебряным голоском…
Там певец садится в стороне,
Там плясунья пляшет при огне…
Тонкие девичьи руки сами по себе поднялись вверх, переплелись и закачались, увлекая в танец и свою хозяйку, заставляя ее тень, видимую старику, пуститься в пляс.
В юрту мне милей войти, чем в дом,
Пьяный сплю на войлоке сухом.
Очага багряные огни
Весело сплетаются