прервав его немудреную песнь, – проблемы, что ли, какие-нибудь?
– Да, есть немного, – ответил тот. – Я опять из дома ушел, предки достали – фашист, фашист. И так и сяк им хоть что-нибудь объяснить пытался, бесполезно! Орут только и ничего не понимают. Да и не надо им ничего понимать… Я собрался и вышел, а они и не заметили, до сих пор, наверное, там скандалят.
– Стереотипы хреновы! – выругался Пицца. – Еще лет двадцать никто ничего не поймет!
– Да не расстраивайтесь вы, прорвемся, – сказал Дин, стараясь поддержать друзей, – пошли они все, давайте выпьем лучше!
Вышло как-то грустно.
– А есть что? – удивился Тимон, не замечая горечи в словах друга.
Пицца же криво ухмыльнулся, взглянул на Дина и иронично добавил:
– Вот за что я тебя люблю, парень, так за то, что ты всегда знаешь, что и когда говорить!
Дину на секунду показалось, что тот прочитал его мрачные мысли о том, что никуда они на самом деле не прорываются и выпить нужно просто от того, что все достало, обдумал это и рассудил, что сказанное им было все-таки лучше, чем оставшееся на душе «жизнь – дерьмо!»
Молчание прервал Тимон, незамеченным залезший в Пиццын рюкзак и с воплями «вот это да!» и «ни фига себе!», начавший доставать оттуда алкогольную продукцию.
Через две минуты они уже стояли на пороге Пицциной гостиной, если ее можно было так назвать. Эта была комната, весь пол которой был застелен матрасами, заменявшими кровати. «Практично и удобно», – говорил Пицца, и действительно, порой в ней запросто умещались двадцать человек. Самым удобным местом здесь было кресло-качалка, стоящее в противоположном, от двери, углу. Именно это и привело в оцепенение Пиццу и Тимона, которые замерли на пороге. Их замешательство было недолгим. Они переглянулись и вдруг с руганью ринулись к креслу, отталкивая друг друга локтями. Пицца добежал первым, плюхнувшись в него, он выставил вперед руки. Тимон, бежавший следом, прыгнул, надеясь опередить друга, и с размаху налетел на Пиццу. Раздался жалобный скрип кресла, Тимон, сделав сальто, полетел дальше, пока путь ему не преградила стена; успешно в нее врезавшись, он с хохотом сполз на матрасы. Пицца, схватившись за живот, смеялся до слез.
– Вот ведь, чертовы придурки…
«Ну вот настроение боевое поднялось», – подумал Дин, подходя к друзьям и садясь на прямо пол.
– Уже на частную собственность посягают!!! – хохотал Пицца, открывая портвейн. – Что за люди?..
Отсмеявшись, Тимон пошел за кружками, а Дин подумал: хорошо, что все так получилось, что сегодня у них есть деньги и крыша над головой. Он вспомнил слова песни «Наутилуса»: «Я буду жить еще один день и будет еще одна пьяная ночь…». Вернулся Тимоша, они разлили портвейн в кружки, у Пиццы в руках появилась гитара.
Так незаметно и пролетел вечер. Напиток горячей рекой тек по венам, они до хрипоты орали любимые песни.
– А правильно ли мы живем? – вдруг спросил Тимон.
– Не знаю… –