посмотрела на того, о ком она говорила. Третий мужчина, моложе и чуть поменьше, явно скучал в присутствии своих спутников и всего, что его окружало. Брук не любила, когда на нее не обращают внимания. Ее глаза хитро сверкнули.
– Наверное, мне надо подключить все свое обаяние.
Покачав головой, я взяла новую вилку для клиента, ожидавшего за моим столом. Я не сомневалась, что к концу смены карманы Бруклин будут полны.
Когда я возвращалась с вилкой, мое сердце забилось быстрее, а щеки покраснели.
Чиновник больше не обедал в одиночестве – пока меня не было, к нему присоединилась семья.
Сидевшую рядом девушку я узнала сразу и решила, что это его дочь. Почти каждое утро я встречала ее у Академии. Это она получала извращенное удовольствие, насмехаясь надо мной и моими друзьями. Сидни. Сейчас она была в школьной форме, вновь напомнив мне о том, что в ее жизни полно преимуществ и ей не приходится после школы бежать в ресторан родителей, чтобы работать в нем весь вечер.
Внезапно мне захотелось оплевать все их вилки. Возникло непреодолимое желание развернуться и избавить себя на этот вечер от работы, сказать отцу, что я плохо себя чувствую и ухожу домой.
Однако я изобразила на лице свою лучшую фальшивую улыбку, – которая определенно не затрагивала глаз, – и сосредоточилась на том, чтобы не споткнуться о собственные ноги по пути к столу.
Я поменяла вилку и взглянула на сидевшую передо мной идеальную семью чиновников: мать, хладнокровная и серьезная; любящий отец; избалованная дочь. Я постаралась не слишком на них пялиться. Не хотелось давать Сидни повод для радости, если вдруг она поймет, что я ее узнала, хотя она-то меня узнала наверняка.
– Принести вам что-нибудь выпить? – спросила я, с облегчением ощутив, что в моем голосе нет дрожи. Это был хороший знак.
Я не хотела нервничать. Наоборот. Каждый день последние двенадцать лет я проходила мимо высокомерных детей чиновников – в том числе мимо нее, – и устала притворяться, будто не слышу презрения в их голосе. Или в их словах.
Сидни не ответила напрямую, и моя кожа начала зудеть до самых костей в таких местах, где я никогда бы не смогла ее почесать.
Она посмотрела на мать в безупречном костюме белого цвета, который у торговцев встречался редко. Он был непрактичным и быстро пачкался. Возможно, она была доктором, адвокатом или даже политиком. В тот момент, когда Сидни открыла рот, чтобы передать свой заказ через мать, мир вокруг меня завибрировал, знакомым образом предупреждая, что понимать следующие слова я уже не должна.
– Скажи ей, пусть принесет воды. – Я ощутила на себе пристальный взгляд Сидни. – Нет, стой! Сначала спроси, подают ли у них чистую воду. – Плавный говор чужого языка казался мне грязным. Я заставляла себя смотреть вниз, пока они общались между собой.
– Спасибо, – произнесла женщина, вернувшись к англезу, и в ее словах уже не было той масляности. – Мы будем только воду.
Услышав общий язык, я подняла голову.
– Я дам вам несколько минут, чтобы вы изучили меню, – ответила я как можно вежливее, стараясь