полагаю, – сказал он сдавленным голосом, словно рассчитывая, что это придаст его словам больший вес, – каждый образованный человек, который искренне старается служить Господу, имеет право смиренно, повторяю, смиренно притязать на звание человека высоконравственного.
Шелтон уже собрался было сказать что-то резкое, но вовремя сдержался. «Ну что это я, – подумал он. – Точно какая-нибудь баба, всеми силами добиваюсь, чтобы последнее слово осталось за мной».
В эту минуту откуда-то послышалось жалобное мяуканье, и священник направился к двери.
– Одну минутку, боюсь, что это какая-нибудь из моих кошек мокнет под дождем.
Вскоре он вернулся с мокрой кошкой на руках.
– Вот ведь все время выбегают на улицу, – сказал он Шелтону, и на худом лице его, покрасневшем оттого, что он нагибался, появилась улыбка.
Он рассеянно гладил мокрую кошку, и капля влаги медленно стекала у него по носу.
– Бедная киска, бедная киска! – повторял он.
Надтреснутый голос, произнесший эти слова с почти бесчеловечным высокомерием, и мягкая улыбка, в которой воплотилась вся человеческая доброта, преследовали Шелтона, пока он не заснул.
Глава XVIII
В Оксфорде
Последние лучи заходящего солнца играли на крышах домов, когда путники вступили на Хай-стрит – величественную улицу, священную для каждого, кто учится в Оксфорде. Шумной толпе в студенческих мантиях и четырехугольных шапочках был столь же чужд дух подлинной науки, казалось, витавшей над шпилями зданий, как догматы церкви чужды духу истинного христианства.
– Зайдем в Гриннинг? – спросил Шелтон, когда они проходили мимо клуба.
В эту минуту из дверей вышли двое элегантных молодых людей в белых костюмах, и приятели невольно окинули себя критическим взглядом.
– Идите, если вам хочется, – с усмешкой сказал Крокер.
Шелтон покачал головой.
Никогда еще он не испытывал такой любви к этому старому городу. Оксфорд давно ушел из его жизни, но все здесь было дорого и мило сердцу Шелтона; даже атмосферa обособленности не возмущала его. Исполненный величия прошлых веков, оплетенный золотой паутиной славных традиций, пробуждающий целый ряд ярких воспоминаний, город дурманил Шелтона, как духи любимой женщины. Проходя мимо ворот одного из колледжей, приятели заглянули внутрь, посмотрели на холодный, серый, вымощенный камнем двор и на ящик с ярко-красными цветами в одном из окон; кругом царила тишина и таинственное спокойствие замкнутой жизни – казалось, перед молодыми людьми приоткрылась дверь в освященное годами прошлое. Бледный юноша в студенческой шапочке внимательно разглядывал доску объявлений, задрав кверху прыщеватое лицо с неправильным носом, придерживая рукой потертую мантию. Привратник колледжа – рослый румяный мужчина с маленьким ртом – почтительно стоял у дверей своего домика. Живое олицетворение раз навсегда установленного порядка, он, казалось, существовал для того, чтобы придавать больше благопристойности бесчисленному множеству студенческих