как могло это импонировать иностранцам? А потом понял! Мы просто не понимаем, о чем писал Чехов! А он писал о разделе частной собственности, и западный читатель, который непрерывен, он все понимал! Про разорение и перезаклады, про закладные, векселя, акции… У нас же ходили мхатовские актеры в костюмах и играли дворянскую жизнь, пытаясь обойтись своей личной собственностью при социализме. Я преемственно уже ничего не понимаю в частной собственности, в этом плане я совершенно советского разлива человек, вырос вне этого опыта – а тут мне вдруг попался термин из русской литературы – «выморочная собственность».
– В смысле – оставшаяся после владельца, умершего без наследников?
– Черт его знает. Но я назвал так Переделкинский поселок. Потому что это не собственность государства, не собственность частная, а собственность некоего Литфонда. И когда начались все эти идеологическое разборки, на фоне свобод, между союзами писателей, – это все был раздел Литфонда, там были большие богатства. И то, что сейчас творится с Союзом кинематографистов и с Михалковым… это то же самое – вопрос собственности. Все это достаточно просто.
– А у вас, значит, дача не приватизированная, в отличие от Полякова и Евтушенко, а в пожизненном владении.
– Да. Наследникам дают полгода там пожить, а потом пусть выметаются. Жалко, конечно, а все же это халява: я не заработал, мне дали.
– Но вы этой халявой ведь пользуетесь.
– А что ж я должен отдать, что ли, ее? Нелепо. У меня заслуг не меньше, чем у других писателей, которые этим пользуются. Дали – ну и дали, дареному коню в зубы не смотрят.
– Не дареному – а сданному в пожизненную аренду. Вас или коня.
– Хотя в свое время я гордо возвестил, когда начался передел собственности – что ни одного клочка шерсти с паршивой овцы не возьму! И тем не менее взял, конечно! И Олег Васильевич Волков, который отсидел 29 лет, – взял и дачу, и квартиру от Союза писателей. Все это элитное было, но ему дали: в него играли, как в национальное достояние.
– Вас тоже, может, не все понимают. Вот была диссертация о дзенских мотивах в творчестве Битова. В Америке, кажется.
– В Англии. Очень давно.
– Но вряд ли тогда пропагандировали дзен как единственно верное учение?
– Я тогда понятия не имел о дзене. Но многие считают, что это не религия, а философия. Все это одно и то же в человеческом смысле. Это совпадает с опытом человеческим и с православием… Мне близко вообще понятие дзен.
– Но это вы поняли задним числом. Особенно мне нравится, что у них пьянство считается религиозным ритуалом.
– Тогда можно сказать, что Венедикт Ерофеев сделал из этого духовный путь.
– «Дзен и Сэлинджер» – есть такая тема. Что Сэлинджер насквозь буддист и все рассказы – это зашифрованное такое дзен-послание.
– Ну есть и «Дао по Винни-Пуху». Правда – она звучит во всех временах и в каждом опыте. Есть тысячи способов ее выражения. Но настаивать, что именно тут истина, не приходится. У меня свой дзен… Когда мы в школе проходили геометрию, меня поразило,