значение имеющейся в его психике черты, обусловливающей всю совокупность заповедей нашего общего отца для человека.
Короче говоря, в отношении моего отца могла бы до идеала хорошо подойти перефразированная цитата, взятая из Священного Писания, применяющаяся в настоящее время всюду на земле людьми, последователями всех религий, в целях охарактеризования установившихся ненормальностей обычной жизни и в целях преподания житейского совета:
Бей! – не битым будешь.
Аще не побьешь – все возлупят тя,
Яко сидорову козу.
Несмотря на это, т. е. на то, что он случайно часто оказывался в сфере событий, не зависящих от людей и влекущих за собой разные бедствия общечеловеческого характера, и на то, что он со стороны окружающих его людей почти всегда сталкивался с грязными в отношении себя проявлениями, напоминающими проявляемость и сущность шакала, он не падал духом и, никогда ни с чем не сливаясь, оставался внутренно свободным, всегда самим собой.
Отсутствие во внешней его жизни того, что окружающими считалось за благо, его ничуть внутренно не беспокоило; он со всем готов был примириться, лишь бы был хлеб и покой во время установившихся у него часов для созерцаний.
Больше всего ему не нравилось, когда кто-нибудь беспокоил его в то время, когда он по вечерам сидел на открытом месте и смотрел на звезды. Во всяком случае, я в настоящее время могу сказать только одно, что я всем своим существом желал бы мочь быть таким, каким я знал его в старости.
Из-за всяких, не от меня зависящих обстоятельств моей жизни, мне лично не пришлось видеть могилу, в которой покоится прах моего дорогого отца, и навряд ли и в будущем мне придется когда-либо побывать на его могиле, и потому, в заключение этой главы, посвященной отцу, я заповедаю кому-либо из моих сыновей, безразлично – по плоти или по духу, когда представится возможность разыскать эту в силу обстоятельств, вытекших главным образом из того человеческого бича, который именуется «чувством-стадности», заброшенную одинокую могилу, поставить надгробный памятник с надписью:
Я ЕСМЬ ТЫ
ТЫ ЕСИ Я.
ОН НАШ, МЫ ОБА ЕГО
ДА БУДЕТ ЖЕ ВСЕ
ДЛЯ БЛИЖНЯГО СВОЕГО.
Мой первый наставник
Первым моим наставником, как я уже об этом упомянул в предыдущей главе, был протоиерей Борщ. Он занимал тогда пост настоятеля Карского военного собора и являлся главой духовенства всего этого, не очень давно завоеванного Россией, края.
Он сделался для меня таковым, так сказать, «фактором-второградного-наслоения-для-основной-теперешней-моей-индивидуальности» по совершенно случайно сложившимся житейским обстоятельствам.
Когда я учился в Карском городском училище, как-то раз, из числа учеников этого училища набирали певчих для церковного хора этого самого крепостного собора, и я, обладавший тогда хорошим голосом, попал в число мальчишек певчих и с этого времени стал ходить в эту русскую церковь для пения и спевок.
Глава этой церкви, благообразного вида