родила подобно Марии (весь класс перекрестился вместе с учителем) будучи невинной. Хотя вина ее куда страшнее любой другой… – слова его телки мелдленно, а замолкая он прикусывал тонкую белую губу.
– И ее ребенок хранит в себе часть дьявола.
– И всякий кто тронет младенца будет его рабом – заключил учитель и мой сосед по парте сел на место – и это знамение врага Божьего. Нашего врага…
После прошло около пяти лет. Я закончил школу и в один из дней проходил с коллегой по площади. Вспомнив о забытых документах в бухгалтерии мы свернули и прошли мимо коляски, а точнее в десяти метров от нее (что было крайне не культурно и подозрительно, но тогда мы торопились и пропустили это мимо внимания).Солдаты пристально смотрели на нас, от чего становилось дурно. Тогда то я и услышал ужасный плачь с его стороны. Клянусь, что я никогда не слышал подобного плача! Никогда в своей жизни! Я в буквально ощутил боль в сердце. В голосе несчастного было столько страдания и мук, что в единую секунду из моих глаз выступили слезы.
Младенец не мог умереть, но в ту же минуту его грыз голод, он был гол и мороз пробирал его на сквозь, болезни его добивали, но убить не могли.
Когда я пришел домой, я выкурил целую упаковку сигарет, в надежде позабыть все, лег спать но как только смыкал глаза в голове звенел младенческий рев. В поту, с жаром в груди я вставал и прислонялся в окну, пускал голову под воду в раковине, пытаясь вытравить этот голос. Звук. Шум. Я был готов вытравить из головы все вместе взятое, будь только у меня пистолет. Но пистолета у меня, увы, не было.
Прошел год. Весь год я прожил в ежедневных муках, которые вытравливал алкоголем и сигаретами, которые пришлось бросить из за болей в сердце.
За тем меня забрали на службу, в перестрелках с бунтарями, в подавлении восстаний, где погибал каждый второй солдат мысли о младенце ушли на второй план, ровно, как я уже говорил до того дня, как одной ночью после отпускного меня не поставили сторожить его с тремя другими солдатами.
Была ночь. Я помню это до сих пор, картиною перед глазами… рев бил из за спины, а я стоял, подобно сослуживцам держа карабин у плеча. Вокруг было пусто, лишь пару фонарей перебивали угнетающий мрак белым светом. Каждая секунда была мукой. Адом на земле. Ребенок ревел, так же как во снах, как в кошмарах. Пару раз я задумал выстрелить в голову из карабина, один раз даже взял ружье перед собой, смотря на предохранитель и пытаясь прислонить дулом к виску, оборвал себя на месте. Пот залил глаза. Сердцебиение било в голову ужасно бойко, невыносимо громко, будто сейчас проломит ребра и выскочит прочь. Сам не знаю что на меня нашло…
Внезапно мои руки без чувств опустились и карабин упал, откатившись в сторону коляски.Ружье перекатилось через круг, и стерев со лба пот тыльной стороной ладони я направился его поднять.
Тогда то, взяв ружье с залитого прошедшим дождем асфальта, я и увидел младенца в глаза. Из под тени, под падающим