к самой дальней родне. Родство душ, одухотворяющее и преображающее биологические инстинкты…
Если говорить о человеке вообще, чувство родства имеет множество разновидностей. Если ограничиться собственным внутренним миром, каждое из таких чувств имеет свой особый характер, каждое можно назвать по имени, и имён этих не так уж много.
Может быть, в этом и состоит первое наше умение в деле внутреннего ориентирования – не увлекаясь обобщениями, обратить внимание на каждое из реальных своих чувств. Чувство родства, какие бы загадки ни скрывало оно в себе, всегда реально. Это моё отношение именно к этому человеку, играющему вполне определённую роль в моей жизни.
Чувство родства – будь то чувство к матери или к деду, к сестре или к сыну – учит нас тому, что наше чувство к человеку не может быть таким же, как чувство ответное. Взаимность чувств не означает их сходства. Искать симметрию, жаждать, добиваться её, требуя от другого человека то, что тебе причитается, – или стремиться понять природу собственных переживаний?..
Несимметричные, не подобные одно другому родственные чувства помогают нам освободиться от рыночного подхода – «баш на баш». Каждое из них дано нам, как дан судьбой тот, на кого направлено это чувство. Но каждый из нас всем своим существом определяет судьбу и характер своего чувства.
Не в книге дело
Одно из различий автора с читателем, когда речь идёт о душевном устройстве, – в том, что там, где автор обобщает, читателю предстоит перевести изложение в конкретное русло собственных ситуаций и проблем. Оба должны исполнять свою роль исправно. Если автор собьётся на конкретные случаи, читателю чаще всего остаётся зевнуть: «Нет, это не то, у меня-то совсем иначе». Если же читатель не будет примерять прочитанное к себе, он будет читать вхолостую. Ему останется лишь упражняться в критике прочитанного.
С этим связан перебивчивый ритм этой книги. Автор старается напомнить, что не в книге дело, а во внимании к собственному внутреннему миру. К миру, в котором каждый остается первоисследователем и первооткрывателем.
Сон про генеалогическое древо
Шустрым, как белка, человечком, я карабкался по ветвям и развилкам огромного дерева. Ботинки мои были снабжены острыми коготками, цепко впивающимися в кору, но почти не оставляющими на ней следов. Добравшись до конца очередной ветки, я находил там почку или, скорее, плод, выступающий прямо из древесины. Плод был покрыт глянцевой коричневой, как у жёлудя или каштана, кожурой, но если как следует потереть его ладонью, он становился полупрозрачным. Тогда внутри можно было разглядеть смутный облик и даже строки жизнеописания – порою совсем выцветшие, а порою довольно чёткие.
Мне нравились эти странствия, это разнообразие лиц, эти обрывочные повествования… Но, перебираясь с ветки на ветку, я оступился, соскользнул к стволу дерева и, не сумев удержаться, упал в тёмное глубокое дупло.
Падение