На первый путь возвращается поезд из пункта Треблинка. Встречающих просят занять свои места. Здравствуй, Варшава!
В тексте использованы документальные материалы из дневника Януша Корчака и фонограммы записи Александра Галича. Стихи: «Лили Марлен» в переводе Иосифа Бродского и «Кадиш» Александра Галича.
Кхаморо
«…Ой, пока солнышко, ромалэ, не взойдёт…»
Я сидел на траве у белого памятника. Простая пирамидка из гипса за хлипким заборчиком, яблоневые лепестки осыпаются на неё с ветвистого, старого дерева. Чья-то заботливая рука положила к подножию пышный пучок ромашек. От звезды в левом нижнем углу откололся кусочек краски – словно его выщербила пуля. Имена с таблички я знал наизусть.
Голутвин Борис Михайлович, капитан, 1909—1943. Рыжов Валерьян Иванович, лейтенант, 1921—1943. Амонашвили Георгий Шалвович, рядовой, 1920—1943. Веневитинов Аскольд Георгиевич, рядовой, 1899—1943, Кочубей Павел Павлович, рядовой, 1925—1943. Карнаухов… Не «Корноухов» – сколько спорил, сколько доказывал, что ошиблись в военном билете, неправильно написали фамилию. Я улыбнулся. Тёплый ветер коснулся моей щеки – месяц май начался небывалым теплом. Буйно цвели большие сады в маленькой Аржановке, зеленели луга, носились по деревенским дорогам мальчишки на дребезжащих велосипедах, глухо урча, ползали по пашне тракторы, соловьём разливалась воскресная, удалая гармонь. Вот только женщины за водой к речке больше не бегали. И мужчин оставалось мало, словно снова открыли набор в третью роту к товарищу Назаретскому. Но весенними светлыми днями жизнь кипела в маленькой деревушке. А по ночам было тихо.
Я встал, поддёрнул зелёную гимнастёрку, поправил выцветшую пилотку и отдал салют товарищам. Спите спокойно, покуда не потревожили. Вот и поле спит, и деревня спит… Аржановка и вправду плыла, словно лёгкий кораблик в белых волнах тумана. Тускло светилось пять-шесть окон, еле отблёскивал новенький купол церкви, чуть виднелся одинокий костёр на высоком берегу речки. Не иначе охотнички городские, смоленские, а то и из самого Минска прибыли. Им сезон не сезон, закон не закон, абы в кого пострелять – в кабанов с поросятами, в лосиху с телёнком, в тетёрку с птенцами. И гонят валом, зверьё бьют на безымянных могилах, где фашисты наших солдат в землю клали, тревожат мёртвых и живым не дают покоя. Бывало, что и рвались охотнички на старых минах, шеи ломали в залитых водой блиндажах, а всё им мало. Сходить что ли, пока солнышко не взошло, рассказать о местных лесах, о боях-пожарищах – глядишь, что в головах у мужиков прояснится? А на нет, как известно, и суда нет.
Путь до речки показался длиннее, чем раньше – время не шутит. Или просто не хотелось спешить – так безумно светила луна, так хороши были рощи в новеньких платьях, так одуряюще пахло молодой жизнью. Сочный воздух Смоленщины не походил на солёный, колючий ветер родного города, но сегодняшней ночью