отрицательно покачал головой:
– Не могу…
Залитая жиром салфетка по-прежнему свешивалась у него с воротника.
– Не умеете? – ошеломленно спросила я.
Благородные персоны даже самого низкого ранга умели танцевать. То была необходимая часть образования дворянина, не менее важная, чем верховая езда или фехтование.
– Нет, вообще-то, умею. Но эта одежда, – он обвел себя рукой, – воротник… Все слишком тяжелое. Не хочу выставлять себя идиотом.
Вот уже во второй раз он жалуется мне на свою одежду! Что его беспокоит на самом деле: тяжесть одеяний или опасение причинить им ущерб? Неужели ему придется после празднества все это вернуть?
И тут я услышала голос:
– Я приму на себя обязанности хозяина.
К моей радости, в зал вошел Чезаре. Держался он настолько раскованно, что все глаза устремились на него.
Проходя мимо брошенного реквизита, он нагнулся, подобрал полумаску и надел. Белая материя закрыла верхнюю часть лица, оставив на обозрение губы и подбородок. Кардинальскую мантию он сменил на рейтузы, обтягивающие бедра, хорошо подогнанный бархатный дублет подчеркивал стройную фигуру. Рубашка на нем имела такой темно-красный цвет, что казалась почти черной, широкие рукава украшала испанская вышивка. На груди висел крест, единственная драгоценность Чезаре. Золотая цепь, извиваясь, как хвост змеи, пропадала на спине за плечами.
Остановившись перед возвышением, на котором сидел отец, он поклонился.
Папочка уставился на него:
– Ваше высокопреосвященство отсутствовали на пире.
– Увы! Приношу извинения, ваше святейшество, но в последнюю минуту меня позвали исповедовать грешника.
Теперь я поняла, почему он надел маску. То была тонкая издевка: ни лицо его, ни голос не соответствовали роли священника, и под маской он скрывал свою истинную натуру.
– Довольно надуманное извинение. – Папочка помрачнел. – Тем не менее не считаю приличным, чтобы ты танцевал с…
– Пожалуйста, ваше святейшество! – Я вскочила на ноги. – Позвольте доставить вам удовольствие. Может быть, это моя последняя возможность потанцевать с братом.
– Да, – добавил Чезаре, – вероятно, последняя.
– Я так вовсе не считаю, – пробормотал папочка, но я уже спускалась со своего возвышения, не обращая внимания на приглушенный шумок в зале.
Взяв Чезаре за руку, я позволила ему отвести меня в центр, к тому месту, где лежал брошенный меч и смятые ленты.
Мы встали с ним лицом к лицу, соединили ладони. Так близко, что я ощущала жар его тела.
– Я думала, ты бросил меня, – прошептала я.
Его зеленые кошачьи глаза сверкнули в отблесках свечей.
– Надо было переодеться.
– Но кое-что ты оставил. – Я посмотрела на его распятие.
Его улыбка стала шире.
– Птенец не может сбросить все перья, пока не покинет гнезда.
Он встал боком, вытянул