рядом с мужем, я приветствовала поздравляющих. Очередь была такая длинная, что казалось, этого занятия мне хватит на многие часы. Мои дамы собирали дары – куда я все это дену? Наконец наступило затишье, и я тут же принялась искать глазами ту темную нишу под окнами.
Но Чезаре исчез.
Хуан вернулся ко мне:
– Настало время застолья. Мы все умираем с голода. – Он потянулся к моей руке, но когда я воспротивилась, хохотнул: – Не трать впустую время. Чезаре ушел, как только началась церемония. Он их не выносит. Он ненавидит все это: свадьбу, Сфорца. Он потерял герцогство, свободу, а теперь еще и возлюбленную сестру.
– Меня он не потерял, – возразила я. – Я никогда его не оставлю.
– Ты уже потеряла его.
Хуан увел меня в соседний зал, где перед двумя возвышениями, украшенными цветами, были накрыты два стола. Я молча села на свое место на главном возвышении вместе с Джованни. Мой отец и Джулия устроились на соседнем.
Застолье началось: бесконечные перемены жареной дичи, окороков, кабанины, оленины, вместе со свежими салатами и горами фруктов. Все это запивалось кувшинами вина, которые разносили слуги в ливреях наших цветов. Чем дольше гости поглощали вино и яства, тем громче звучал смех, а меня стало подташнивать. Я не могла проглотить ни кусочка, моя подавленность перешла в полное недоумение: Чезаре так и не появился среди гостей. Я не верила своим глазам. Как он мог именно сегодня бросить меня? Он не мог не понимать, как нужен мне, как мне необходимо знать: что бы ни случилось, друг для друга мы останемся все те же.
Шли часы. В центре зала разыгрывалось комическое представление, актеры пытались перекричать шум, а самые нестойкие из гостей – пожилые и клирики – стали покидать пиршество. Разговоры делались раскованнее, веселье – вульгарнее. В особенности отличался папочка: забыл о своих печалях перед церемонией и шептал что-то в ухо Джулии, отчего та глупо улыбалась. За столом поблизости главенствовал Хуан: он сидел со своей свитой из расфуфыренных головорезов и Джема, а между турком и Хуаном устроилась ярко одетая женщина, которая жадно ловила каждое слово моего брата.
Изредка я поглядывала на Джованни. В отличие от меня, он не страдал потерей аппетита – ловко отрывая мясо от костей, проглотил уже трех жареных каплунов. Заляпанная жиром салфетка была засунута за облегающий воротник, приобретенный в долг. Виночерпий регулярно пополнял его кубок. Вино подавали неразведенное, но Джованни не казался пьяным, только рассеянным. Один раз он ответил на мой взгляд потерянной улыбкой, словно забыл, зачем мы здесь находимся.
Я удивлялась его беспечности. Во мне закипала тревога, но он, казалось, не понимал, что нас ожидает, хотя каждое мгновение приближало тот ужасный час, когда мы окажемся в брачной постели. Он съел больше, чем мог вместить, но все еще вел себя как голодный. Вооруженные щетками слуги смели объедки со стола, звон часов известил о перемене блюд: пришла пора десерта. Джованни ерзал на стуле в нетерпеливом