делились тем, что ты предпочел бы не знать? – решаюсь я.
– Чаще всего те, с кем мне приходится иметь дело, говорить не могут. – Я наблюдаю, как Адам продевает нить в кривую иглу. – Но их родственники мне столько рассказывают… Обычно то, что не успели сказать своим любимым перед их смертью. – Он протыкает иглой нижнюю челюсть под деснами и протягивает ее через верхнюю в ноздрю. – Мне кажется, я для них последний причал, понимаешь? Хранилище печали. – Адам улыбается. – Похоже на название группы го́тов, да?
Игла проходит через носовую перегородку во вторую ноздрю, а потом снова в рот.
– А почему ты спрашиваешь? – интересуется он.
– Я беседовала с человеком, который привел меня в замешательство. Не знаю, что мне с этим делать.
– Может быть, этот человек и не хочет, чтобы ты что-то делала. Может быть, ему было необходимо, чтобы его выслушали?
Но все не так просто. Признания, которые Адам слышит от родственников умерших, – это сожаления о том, что они не успели сделать, а не о том, что уже сделали. Если тебе сунули гранату с выдернутой чекой, придется действовать. Нужно либо передать ее тому, кто знает, как гранату обезвредить, либо сунуть назад тому, кто выдернул чеку. Если будешь медлить, сам взлетишь на воздух.
Адам аккуратно завязывает узелки, чтобы рот не открывался и выглядел естественно закрытым. Я представляю, как Джозеф умер, ему зашили рот, и все его тайны остались внутри.
По дороге в полицейский участок я звоню Робене Феретто. Ей семьдесят шесть, она итальянка, проживающая в Уэстербруке, и давно на пенсии. Хотя Робене уже не хватает здоровья работать пекарем постоянно, я пару раз, когда сваливалась с гриппом, обращалась к ней с просьбой меня подменить. Я рассказываю ей, какие заготовки использовать и где лежат таблицы, по которым можно рассчитать выход готовой продукции, чтобы испечь достаточное количество хлеба.
И прошу предупредить Мэри, что я немного опоздаю.
Последний раз я была в полиции, когда в старших классах у меня украли велосипед. Меня приводила мама подавать заявление. Помню еще, что тогда же в участок доставили отца одной из самых популярных девочек в школе – растрепанного и воняющего спиртным в четыре часа дня. Он был владельцем местной страховой компании, их семья одна из немногих в городе могла позволить себе стационарный бассейн. Тогда я впервые узнала, что впечатление о людях может быть обманчиво.
Дежурная за маленьким окошком носит причудливую прическу и серьгу в носу – может, именно поэтому она даже не моргнула, когда я подошла.
– Чем могу вам помочь?
Разве можно просто прийти и сказать: «Мне кажется, что мой приятель – нацист!» – и при этом не показаться сумасшедшей?
– Я хотела бы поговорить с детективом, – отвечаю я.
– О чем?
– Это сложный вопрос.
Она прищуривается.
– А вы попробуйте.
– Я располагаю информацией о совершённом преступлении.
Она задумывается, как будто взвешивает, говорю ли я правду. Потом записывает мою фамилию.
– Присядьте.
Вдоль