не поняли – но почуяли.
– Вы меня того… не пугайте, синьор! – без всякой уверенности проговорил «дженерале» и вздохнул.
Я ждал. Если он догадается, Илочечонк не будет добивать врага. А если нет…
– Вы меня не пугайте! – Калабриец прокашлялся и, хмыкнув, поправил усы. – Потому как налицо явное нарушение общественного порядка, которое подлежит рассмотрению в городском суде…
Догадался! Все-таки он не так и глуп! Я поглядел на солнце. Восемь часов! Уже опоздал.
– Суд приговорит их к штрафу, – кивнул я. – Десять нидерландских дукатов.
– Двадцать, – тут же отозвался он.
Наглость, как известно, второе счастье. Но не чрезмерная. Я отвязал от пояса кошель, чуть подбросил на ладони.
– Шестнадцать. И чтоб через минуту я вас здесь не видел!
Кошель исчез мгновенно. Если этот олух с такой же резвостью рубит врагов, то я им не завидую.
– Синьор! Синьор!
Мне опять мешали уйти. Площадь Цветов явно не хотела меня отпускать. Не иначе – соскучилась. Все-таки двадцать лет не виделись!
– Синьор!
Я обернулся. Правая щека Коломбины пылала как маков цвет – ударили ее, похоже, от всей души. В темных глазах – слезы, но губы уже улыбались.
– Синьор, я должна…
– Мне? – как можно суше перебил я. – Мне вы ничего не должны, синьорина. А ваше глумление над духовным саном я нахожу попросту глупым!..
– Я заметила, – поспешно кивнула девушка. – Вы же стояли в первом ряду и ни разу не улыбнулись. Да, это было очень глупо, и я, как капокомико, виновата в первую очередь…
– Вы? – поразился я. – Вы руководите труппой?
Она развела руками и вновь улыбнулась – на этот раз виновато.
– Да, синьор. И, к сожалению, я не смогла отговорить Лючано. Он уверял, что это поднимет сборы. Мы давно не были в Риме…
Теперь понятно. Где-нибудь во Флоренции или в Марселе такое вполне могло сойти с рук. Но не здесь.
– Надеюсь, в следующий раз сьер Лючано поведет себя умнее. Извините, синьорина капокомико, я спешу.
Она быстро кивнула, маленькие губы сжались.
– Мы должны вам деньги, синьор Неулыбчивый. Сколько вы заплатили этому мерзавцу?
Проще всего было не отвечать. Илочечонк, сын ягуара, никогда не считал золотые кругляши. Но последние слова Коломбины меня изрядно задели.
– Мерзавец? Этот человек не мерзавец, синьорина. Он лишь выполнял свой долг – в меру собственного разумения. А ваша труппа должна мне шестнадцать дукатов.
– Всего? – удивилась она. – Я думала…
Она думала – и напрасно. У нее «синьор дженерале» не взял бы и сотню. Точнее, взял бы – и отправил всю их компанию в монастырь Санта Мария сопра Минерва вместе с половиной денег. И все остались бы довольны.
– Сейчас мы не можем вам отдать эту сумму. Приходите сегодня вечером на постоялый двор у ворот Святого Лаврентия. Договорились?
– Хорошо.
Спорить я не собирался