воли менестрель заставил себя приоткрыть глаза. Да, освещение так себе, но видно неплохо. Свет обеспечивают несколько вечных магических свечей в трёх канделябрах по углам, а также – в чётвёртом углу – раскочегаренная жаровня.
Правда, менестрель по-прежнему видел не всё. Он просто не мог заставить себя в некоторых направлениях посмотреть. Оттого пространство пыточного подвала выглядело каким-то фрагментарным. Тут не вижу, тут вижу, тут не вижу опять. Видно проходы между столами, стены из грубо обработанного серого камня. А не видно, где здесь пытают и чем именно.
Самого мастера Удухта несчастный арестант тоже не сразу заметил, а надо бы иначе. Ведь если палач обидится пренебрежительному поведению жертвы, то такая его обида ей ничего хорошего не сулит.
– Вы делаете вид, что меня не видите. Почему? – слова палача надёжно таили обиду, но несли явную угрозу – жуткую, парализующую.
– Простите, я не нарочно… – выдавил Акарч.
А чего удивляться? По сравнению со здоровяком Дабом мастер-палач выглядел не так уж и представительно, да и парадный алый фартук сменил на затрапезный – серо-бурый, в разводах.
Поводов заметить Удухта вовремя, конечно было тоже предостаточно. Стоял он прямо посреди пыточного подвала, по хозяйски расставив ноги – это раз. Был довольно-таки рослым – это два. В третьих, тоже невольно запоминающаяся часть тела – крупная яйцевидная голова, большую часть коей составляет лицо с глубокими провалами для глаз и рта – словно топором вытесанное. Туповатое же выражение на лице – намеренную невыразительную маску – легко разоблачали свирепые молнии взглядов, что сверкали из-под бровей. В точности таким Акарч и представлял себе «взгляд убийцы» – о котором сам же упомянул в добром десятке авторских баллад.
– Не нарочно? – поехавшие вверх дуги бровей Удухта, должно быть, означали крайнее изумление.
– Я… испугался, – честно пояснил Акарч.
А ведь по дороге собирался прикинуться бесстрашным мертвецом и даже попытаться призвать палача к ответу: что ж это он своих пытает?
– Ну, это дело хорошее, – крупное лицо мастера улыбнулось, но взор так и не смягчился.
Все обиды поверхностны. И в данном случае не важны. По сравнению с тем, что клокочет во взгляде Удухта, любая гневная требовательность оборачивается доброй заботой о чьём-то совершенстве. Вот потому мастер не обижается. Попробуй вознегодуй на человека, которому тобой же заранее предначертано перестать существовать!
– Я… хотел бы спросить, чему обязан задержанием, – робко выказал Акарч своё требовательное недовольство.
– Демонам, – ответил Удухт односложно. Но ответил.
– Каким «демонам»?
– Тем, которые в вас вселились.
– Признаться, не замечал, – Акарч осторожно намекнул Удухту на его несомненную ошибку, – а что заметили вы?
– Я заметил, что на представлении вы пели и говорили в рифму. Есть целый класс демонов, который делает то же самое. Их так и зовут: «Демоны,