возьмётся изучать многотомный манускрипт Фопона-летописца, будет, наверное, поражён. Ну и пусть удивляется: до причин ему не докопаться, даже если не проглядит любопытный симптом в пылу сражения с унылой массой прочих сообщений.
Остальные более-менее яркие события, свидетелем которых стал писец Фопон, по эмоциональному отклику сильно не дотягивают до двух самых первых. Однако, чтобы подстраховаться, балармский архивариус включил в указатель по своему труду не два пункта, а добавил к ним третий, четвёртый, пятый и ещё около четырёх десятков, примечательных пусть чем-нибудь.
В-третьих, более-менее важным событием Запорожской истории замка стало показательное изгнание повара – со всеми подмастерьями в придачу. Бедой повара стало примитивное понимание собственного ремесла. Старик, даром что почти столетний уже мертвец, умел готовить пищу живых, и только её. Пока замок находился по другую сторону Порога Смерти, с этой концентрацией несовершенств можно было мириться. Но Запорожье задаёт иные правила. Пища живых туда попросту не поступает, а тем более – она там изначально не растёт.
В-четвёртых… Но чтобы вспомнить, что именно в-четвёртых, летописцу приходится сверяться с указателем. С пятым и последующими пунктами – та же ситуация. Увы, переход между интересными и вовсе неинтересными событиями – достаточно-таки плавный. Большинство же из них – воистину «малоинтересны».
Впрочем, и малоинтересные пункты живо заиграют новыми красками, а то и намертво врежутся в память, как только Фопону повезёт провести связи между ними и несколько запутанными сведениями по предыдущей истории замка, доставшимися в наследство от замученного мастером Удухтом летописца-предшественника.
Живые организмы очень хрупки, а мёртвые палачи не всегда способны рассчитать силу воздействия. Даже со знаменитыми мастерами случаются такие неприятности. Но что-то Фопону подсказывало: мастер Удухт рассчитал верно. Только расчёт был вовсе не к тому, чтобы оставить летописцу жизнь.
– А-а-а-а-а-а-а-а! – раздалось с заднего двора.
Оказывается, наступило раннее утро. К сожалению, Фопон-летописец опять увлёкся и снова не уложился в ночное время: слишком пространно (и «скрупулёзно») стал описывать позавчерашний визит менестреля.
Хотя, казалось бы, о чём тут повествовать? Ну, явился паренёк поглазеть на замок, в котором – о чудо – служит палачом «тот самый» единственный в своём роде мастер Удухт. Ну, вздумал по наивности заинтересовать знаменитого палача своим неподражаемым пением. А того не знал, что мастер Удухт всё равно лишён музыкального слуха, что в песнях обращает внимание только на текст, каковой расценивает с единственной стороны: «в рифму – не в рифму».
И если текст оказывается рифмованным (а в песнях такое случается сплошь и рядом) – вот тут-то и начинается самое интересное. Потому что на исполнителя ложится тень сурового подозрения. Не служит ли он рупором вселившегося в его тело демона? Ужасного «Демона-говорящего-в-рифму»,