ладонями стынущих рек,
И костёр пограничный клубится
У бревенчатых русских засек.
Ходят кони над Хуптою сонной,
Ржут, почуяв недобрую весть,
И величье в просторе бездонном,
И какое-то таинство есть.
Я на прошлое сети накинул,
Я тяну, упираясь, года,
Подставляю истории спину,
Чтоб взвалить на неё города.
Мы не раз уже памятью биты,
Мы устали от сказок и лжи,
А исконная наша орбита
Зарастая травою, лежит.
Как же так, забываем, что свято,
Что грустинки порой не сыскать.
Этим полем скакать жеребятам
Или больше уже не скакать?
Васильки, одуванчики, ряска,
Птицы вольные и облака —
Словно письма из древнего Рясска,
Прилетевшие к нам сквозь века.
Я не видел, но было, наверно:
Часовые недальней Москвы,
Земляки мои, ряссцы, за веру
Не жалели своей головы.
Поднимали усталые руки,
Обнажали карающий меч
За леса, за луга, за излуки,
За певучую русскую речь.
Журавинка
Владимиру Кулакову
Журавинка, Журавинка…
В ней, как в зеркале, видна
Не российская глубинка,
А России глубина.
Здесь издревле в каждом доме
Чистым словом дорожат,
Здесь, в родимом Чернозёмье,
Корни Родины лежат.
И с того тут песни звонки,
Что восходят от земли,
Что вот тут, в родной сторонке,
По наследству перешли.
Вдалеке от центров шумных,
Вдалеке от вольных рек
Поселился, видно, умный
Добрый русский человек.
И букашка, и травинка —
Всё здесь радовало глаз.
И, конечно, Журавинка
Не случайно родилась.
Родилась под вечер синий,
Что ложился на поля.
Потому что нет России,
Нет земли без журавля.
Тут, как встари, тянут ношу,
Сеют рожь, растят солдат
И на мир, такой хороший,
По-хорошему глядят.
Мужики
От зари и до зари
Поливают землю потом,
И в руках у них горит
Их извечная работа:
Пашут зябь и сеют рожь,
Всё трудом соизмеряют
И на прочность молодёжь
В трудном деле проверяют.
Сколько лет и сколько зим
Не сгибаются от хвори.
Низко кланяюсь я им,
Людям русского подворья.
Держат солнце на руках
И не стонут от бессилья,
И на них, на мужиках,
И стоит моя Россия.
Деревня
Умирают цветы и деревья,
Исчезают породы зверей,
А теперь вот уходят деревни,
Отмирая от древних корней.
Пустота, и не радуют слуха
Голоса