поздно, и в гостинице не горел свет. Гамаш видел только очертания бывшей почтовой станции на фоне леса.
И вдруг, прямо у него на глазах, в одном из окон второго этажа загорелся свет, приглушенный занавесками. А несколько секунд спустя осветилось еще одно окно, внизу. Потом он заметил свет в окошке входной двери, которая тут же распахнулась. На пороге появился силуэт крупного человека.
– Иди сюда, мальчик, иди, – раздался голос, и Анри потянул Гамаша вперед.
Гамаш отпустил поводок, и пес понесся по тропинке, взбежал по лестнице и уперся лапами в грудь Габри.
Когда подошел Гамаш, Габри едва держался на ногах под натиском четвероногого приятеля.
– Хороший мальчик! – Он обнял старшего инспектора. – Заходите. Я уже задницу отморозил. А у меня для нее найдется другое применение.
– Откуда вы узнали, что мы здесь?
– Мирна позвонила. Сказала, что вам, вероятно, понадобится номер. – Он посмотрел на нежданного гостя. – Вы ведь хотите остаться?
– Очень хочу, – признался старший инспектор, и это была сущая правда.
Габри закрыл за ними дверь.
Жан Ги Бовуар сидел в машине и глядел на закрытую дверь. Он сидел съежившись. Не то чтобы до полного исчезновения, но достаточно, чтобы производить впечатление человека, старающегося быть незаметным. Это делалось намеренно, и в глубине души, не тронутой туманом, он понимал, что поступает глупо.
Но ему было уже все равно. Он хотел, чтобы Анни посмотрела в окно. Узнала его машину. Увидела его. Открыла дверь.
Он хотел…
Он хотел…
Он хотел снова обнять ее. Вдохнуть ее запах. Хотел, чтобы она прошептала: «Все будет хорошо».
Но больше всего он хотел поверить ее словам.
– Мирна сказала нам, что Констанс исчезла, – сообщил Габри, доставая вешалку. Он взял куртку Гамаша и замер. – Вы приехали из-за нее?
– К сожалению.
Габри помедлил мгновение.
– Она мертва?
Старший инспектор кивнул.
Габри прижал к себе куртку и вперился в Гамаша. Ему хотелось узнать больше, но он не стал задавать вопросы – уж больно усталым выглядел Гамаш. И поэтому Габри повесил куртку и пошел к лестнице.
Гамаш последовал наверх за громадным развевающимся халатом.
Они прошли по коридору и остановились у знакомой двери. Габри щелкнул выключателем, и в номере, где всегда останавливался Гамаш, зажегся свет. В отличие от Габри комната являла собой образец аскетизма. На полу из широких досок лежали восточные коврики. Большая кровать темного дерева, хрустящие белоснежные простыни, теплое одеяло и пуховые подушки манили ко сну.
Уютный номер, не отягощенный никакими излишествами. Простой и приветливый.
– Вы обедали?
– Нет, но до утра дотерплю.
Часы на прикроватной тумбочке показывали 12:30.
Габри подошел к окну, чуточку приоткрыл его, чтобы впустить холодный, свежий воздух, и задернул занавеску.
– Когда вы собираетесь вставать?
– Половина седьмого