ударом.
Он не шевелился и не подавал признаков жизни, пока охотник ловко обвязывал и крепко опутывал его ноги, перевернул на живот, завел руки за спину, затянул на запястьях петлю, протянул свободный конец к ногам, продел через ремешок и свел воедино конечности насильника.
Довольный придумкой Хорилартай повернулся к девушке, распутал ее руки, затем ноги. Движимый неясным и плохо осознанным самим собой, взявшимся из глубины души ощущением ранее не ведомого ему чувства простого человеческого сострадания, охотник мягкой материей осторожно вытер окровавленные девичьи губы, горячо и успокаивающе зашептал на непонятном для Баргуджин-гоа языке:
– Не плачь, бала, все позади, я тебя никому в обиду не дам…
По сравнению с тем, что ей довелось услышать за последние дни и недели, непонятая ею фраза показалась несчастной девушке верхом красноречия, и она благодарно закивала головой, залепетала на своем языке, показывая, как она рада тому, что ее избавили от мук.
– Он… – она протягивала в сторону Тикбула подрагивающую от еще не покинувшего ее ужаса руку. – Он хотел меня… хотел…
Невольно, помимо ее сознания, не успевшего отойти от пережитого смертельного ужаса, в душе ее, истерзанной переживаниями последних дней, поднималось горячее чувство признательности. Но она не знала, что может сделать для того, чтобы отблагодарить своего избавителя за свое чудесное спасение, и от этого чувствовала себя жутко неудобно.
В подсознании заплескалась мысль о том, что ей нужно задобрить человека. Чтобы он потом не стал поступать с нею так же плохо, как и двое степняков, один из которых издох, подло убитый собственным же подельником, а второй, очнувшись, пялился на них, сверкая своими глазами, обезумевшими от страха, замешанного на ненависти и ярости.
Баргуджин-гоа вся содрогнулась, когда вдруг подумала о том, что ненавистный ей Тикбул коварным образом сможет договориться со связавшим его незнакомцем, и тогда ей наверняка уже придет конец.
– Он… он… – девичий рот исказился в жалостливой гримасе.
Протягивая руку, Хорилартай с нерешительной нежностью провел ею по густым волосам, не зная, как пленница воспримет его неуклюжую ласку. Он давно был женат, но большого опыта общения с женщинами у него не было, особенно с такими красавицами, что он успел заметить сквозь проступившую белизну на лице и остатки болезненной гримасы.
Безотчетно кинувшись на выручку, он не успел подумать о том, что будет дальше. Как поступить ему с оставшимся в живых степняком?
Отпустить на все четыре стороны? Но тогда тот начнет мстить за эту нанесенную ему обиду. Степь она только с виду кажется большой, и не всегда можно в ней затеряться. А особенно им, лесным охотникам.
Убить? Не совсем честно по отношению к безоружному человеку и к тому же связанному. Устроить честный поединок?
Но к чему ему самому второй раз снова испытывать свою судьбу, которая была к нему