мужчина в расцвете сил, с лицом грозным и вдохновенным. Выпуклые глаза его пылали гневом, руки сжимали тяжелый посох. За спиной толпились ученики – кто с ножом, кто со стулом, кто с мольбертом и кистью.
– Вор! – мелодичный, тяжелый голос мужчины разнесся, как колокольный звон.
– Нет, мессер Санти! – пролепетал Франческо, пытаясь встать и расправить плечи, – Любовь…
– Вор и мерзавец! Ты явился сюда дабы похитить мою возлюбленную!!! – художник шагнул вперед, вперив пылающий взор в поэта.
– Поймите, мы люди искусства… – Берни стало нехорошо… надо было взять с собою слугу…
– Какая гнусность! – голос мужчины становился все громче, заполняя собой пространство. – Словно старец явился подсматривать за Сусанной, бездельник! Как ты посмел осквернить мой очаг! Я пожалуюсь Папе!
…Старый Санти давно умер… некстати подумалось Франческо. И тут он вспомнил, что художник – любимец и друг Льва Х Медичи. Нынешний Папа отличался суровостью, поговаривали, будто не одного охотника до чужих жен по приказу Его Святейшества… Только не это!!! Просить пощады? Драться? Что делать?!!
– Вон!!! – Голос художника грянул набатом, Франческо чуть не упал от неожиданности. – Вон отсюда, распутник, блудник вавилонский! Убью! Вон!!!
Ученики расступились. Санти пошел на поэта, выставив вперед посох. Загоревшись надеждой, Франческо сделал кульбит, проскочил под карающей палкой и рванулся на улицу – аж в ушах засвистело от ветра. Он мчался по узкой улочке так, словно за ним гнались художник с учениками, призрак старого Санти и Папа Римский в придачу.
Франческо Берни и вправду стал одним из лучших поэтов своего времени. Он прославился пьесами, капитолями и бурлесками, был ехиден, злоязычен и беспощаден. Играючи, с блеском писал о налогах, чуме и холере, желатине, угрях и прыщах на сиятельных ягодицах. И никогда в жизни ни одной строчки больше не посвятил любви.
…Стоило хлопнуть калитке – мастерскую заполнил хохот. Мессер Санти смеялся светло и звонко, ученики от потехи катались по полу, даже младенец, призванный изображать ангелочка, заливался, разевая прелестный ротик. Озорница-служанка кружилась по мастерской, хлопая в ладоши – ей понравилась эта шутка. Наконец недотепа Джулио опрокинул старинный кувшин и веселье унялось потихоньку. Художник утер раскрасневшееся лицо и кивнул:
– За работу, дети мои, солнце не ждет!
И мгновенно хаос потехи обратился муравейником дельных хлопот. Два этажа дома заполнились топотом и голосами. Кто-то растирал краски, кто-то грунтовал и пропитывал маслом холсты. Старшие возились с подмалевками, Джулио уже доверяли рисовать ангелочков и прописывать драпировки. Сам художник работал в большом зале – том самом, со стеной, занавешенной голубой тканью. Сперва он сделал несколько набросков итальянским свинцовым карандашом. Малышу дали яблоки, сливы и позволили играть на полу сколько хочется, а мессер Санти наблюдал за ним и отбрасывал на бумагу то движение пухлой