случай на западных границах СССР заслон из сотен дивизий, мог спокойно ждать, глядя, как германская экономика останавливается, и «Тысячелетний Рейх» разваливается на глазах. Забудем на секунду о воюющей Британии и недооккупированной Франции.
Предположим, что Гитлер сумел бы всё-таки как-нибудь извернуться, переправить дополнительные войска из Франции в Польшу, Норвегию и Швецию, достать для них откуда-нибудь боеприпасы и бросить против превосходящих по всем параметрам сил Красной Армии. И только в этом случае потребовались бы воздушные бомбардировки (или быстрый захват) слабой в военном отношении Румынии, что оставило бы всю германскую промышленность, транспорт, флот, армию и ВВС ещё и без нефтепродуктов. Тогда сложилась бы поистине трагикомическая ситуация: миллионы опытных солдат и офицеров Вермахта хотят драться с врагом на Востоке, но, не имея для этого ни малейшей возможности, превращаются в пушечное мясо, а вся германская техника – в груду бесполезного железа.
Может быть, кому-то всё это покажется ничем не подтверждёнными домыслами: что может значить какая-то маленькая Финляндия в схватке сверхдержав? Приведём всего одну фразу «президента» СССР М. Калинина из речи 22 мая 1941 года о грядущей войне с Германией: «Если бы, конечно, присоединить Финляндию, то положение ещё более улучшилось с точки зрения стратегии»3. Всесоюзный староста был совершеннейшей пешкой в партийно-государственном аппарате и не имел никакого отношения к стратегии. Если Калинин говорил тогда такое широкой аудитории, то ему не могли этого не подсказать. Сам он до такого додуматься не мог, или, тем более, высказать свою мысль без приказа сверху. Это говорит о том, что в Кремле не просто знали о важнейшем стратегическом положении Финляндии, но и активно обсуждали возможности использования её территории в скорой войне с Рейхом.
Гитлер тоже осознавал, что «при нападении на Финляндию зимой 1939–1940 года у них не было иной цели, кроме как создать на побережье Балтийского моря военные базы и использовать их затем против нас»4.
Вышеприведённая же фраза Сталина от 17 апреля 1940 года об «угрозе Гельсингфорсу… с двух сторон», не оставляет сомнений насчёт советских планов относительно Финляндии.
Генерал Д. Павлов заявил на совещании: «Чтобы поправить ошибки прошлого (речь шла о финской кампании – АТ'.), я сел за изучение военно-географического описания южного театра, если мы пойдём, а может быть и придётся идти в Румынию, то там климатические и почвенные условия таковы, что в течение месяца на возах с трудом проедем. Это надо учесть»5.
Сталин не «одёрнул» генерала, так как в Румынию «пришлось идти» действительно скоро: 28 июня 1940 года, когда основные силы Вермахта находились во Франции. Этот шаг не был предварительно согласован с Гитлером (в Берлин о готовящемся вторжении сообщили лишь 23 июня) и вызвал в высших кругах Германии состояние, близкое к панике. Молотов потребовал от румын уступить СССР Бессарабию и Северную Буковину.