здесь сами по себе возникают несколько вопросов. Будь Есенин именно таким, как о нем написано, разве стал бы Мариенгоф, отъявленный денди, мгновенно вознесшийся в стан «небожителей», набиваться в друзья к такому затрапезному, конюшенно-неряшливому селянину, ежедневно и методично посягавшему со своим огуречным рассолом на его «нетленные» рукописи? И при этом выслушивать простецко-кухонные советы о путях вхождения в литературу через черный ход или, прикинувшись дурачком, если ему это было абсолютно не нужно. Ведь он, единственный в мире из литераторов, знал дотоле никому неведомый путь на Парнас, устеленный ковровой дорожкой большевиков. И им уже воспользовался. Чему Есенин был свидетелем.
Едва появившись в Москве, не имея ни одного мало-мальски удобоусваемого стихотворения, абсолютно безвестный Мариенгоф, благодаря родственнику, революционным путем проникшему во власть, уже имел возможность в семейной обстановке беседовать с теми, кто определял не только процесс развития литературы и всего искусства, но и жизнь страны в целом. И ему, наглому несмышленышу в литературе, поручают подготовку к изданию сборника современной поэзии. Не Брюсову и не Блоку, поддержавшим революцию, не Есенину, не Маяковскому и не Пастернаку, а именно Мариенгофу. Ни одному гению мира за всю историю Фортуна не улыбалась так ласково.
Иной молодой человек наверняка, хотя бы на некоторое время, усомнился в своих возможностях, попросил у К. Еремеева кого-нибудь из опытных в помощники. Но не таким был Мариенгоф. Еще со школьных лет он, ушибленный своей мнимой гениальностью, считал, что пишет не хуже Пушкина, Шекспира и Блока. Отец подогревал нездоровые амбиции сына, позволяя ему пропускать уроки, чтобы скорее закончить очередную «поэму». В первый же день пребывания в Москве его двоюродный «дядя – брат» – «почти нарком» – одобрил его нахальство. И если уж власть предержащие доверили ему такое серьезное дело, чего же сомневаться?
Надо браться за дело и выполнять. Тем более что сам он чувствовал себя далеко не кухаркой, которой кремлевские «небожители» обещали право «руководить государством». Да и мировая история знает прецедент (правда, не из творческой жизни): «Раз Бог дал нам папство, давай этим воспользуемся!»
И Мариенгоф воспользовался сполна. Выпущенный им в первой половине февраля 1919 года поэтический сборник «Явь», буквально поверг в шок не только литераторов, работников искусства, но и обитателей Кремля. В нем из 40 стихотворений и отрывков поэм, написанных 13 авторами, 14 принадлежало перу Мариенгофа. Плюс к тому стихотворение его пензенского друга Ивана Старцева было посвящено этому новоявленному «гению русской литературы».
«Шедевры» Мариенгофа были размещены сразу после вступительного стихотворения Василия Каменского «Встречайте утро революции». Они заняли 16 страниц – с 5-й по 21-ю включительно. Всего же в сборнике было 69 страниц.
Теперь настало время познакомить читателей с «бессмертным творчеством» Мариенгофа. Но для начала процитируем одну строфу из названного вступительного стихотворения Василия Каменского:
Какое